Евангелие от Матфея. Евангелие от матфея Евангелие от матфея глава 6 толкование

Нагорная проповедь 1–4. О милостыне. – 5–13. О молитве. – 14–15. О прощении грехов ближним. – 16–18. О посте. – 19–21. О земных и небесных сокровищах. – 22–23. О светлом и помраченном глазе. – 24–25. О невозможности служить двум господам. – 26–27. О пище. – 28–30. Об одежде. – 31–34. О надежде на Бога и искании Царства Божия.

Мф.6:1. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного.

Словом «смотрите» передано греческое προσέχετε. В славянском переводе – «внемлите». Так как есть основание думать, что в древности это слово употреблялось как сигнал, которым предостерегали других от какой-нибудь опасности, то слово πρόσεχε означало: берегись, внимательно наблюдай за собой. Таково же главное значение и соответствующего греческому еврейского слова «шамар», которое у Семидесяти передается через προσέχειν. Таким образом, точнее перевести это греческое слово в данном стихе как: берегитесь, остерегайтесь, чтобы не (μή). Дальнейшее δέ выпущено в Ватиканской и других рукописях, но имеется в Синайской и других. Некоторые толкователи утверждают, что присутствие этой частицы в тексте «слишком мало доказано». Златоуст ее опускает. Другие говорят, что δέ исчезло только с течением времени и притом вследствие очень простой причины, заключающейся, если не в неблагозвучии, то, во всяком случае, в некотором неудобстве произносить рядом стоящие греческие «те» и «де» (προσέχετε δέ). Некоторые помещают δέ в скобках, но большая часть новейших и лучших толкователей отстаивает присутствие этой частицы или отчасти, или полностью. Так, Элфорд, хотя сам и помещает δέ в скобках, но говорит, что опущение этой частицы возникло, вероятно, вследствие того, что не обратили внимания на связь первого стиха с пятой главой и предположили, что здесь начинается речь о новом предмете. Важность частицы видна из того, что с принятием или опущением ее сильно изменяется смысл. Христос раньше (Мф. 5) говорил о том, в чем заключается истинная «праведность» (Мф. 5:6, 10, 20), определяемая истинным и правильным толкованием духа и смысла ветхозаветного закона, и о том, что если «праведность» учеников Его не будет выше праведности книжников и фарисеев, то ученики не войдут в Царство Небесное. Теперь Спаситель приступает к освещению того же предмета с иных и новых сторон. В вольном переводе смысл Его слов можно было бы передать так. Но если вы, говорит Он ученикам, и достигнете идеала, о котором Я говорил вам раньше, если усвоите истинную «праведность» (по переводу некоторых немецких ученых Frömmigkeit – благочестие), то остерегайтесь, однако, чтобы эта праведность ваша не сделалась предметом внимательного наблюдения со стороны других людей. В этом перифразе, как видит читатель, словом «праведность» заменено слово «милостыня», употребленное в русском и славянском переводах. Такая замена имеет очень твердые основания. Прежде всего заметим, что немецкий и английский переводы (recepta) согласны с русским и славянским (Almosen, alms). Но в Вульгате употреблено совсем другое выражение – justitiam vestram, соответствующее греческому διακιοσύνην, означающему «праведность».

Вопрос о том, какое слово должно быть здесь поставлено, «праведность» или «милостыня» (διακιοσύνη или ἐλεημοσύνη), был предметом кропотливых исследований. Авторитетные издатели и толкователи Нового Завета склоняются в пользу «праведности». Такое чтение одобрено почти единогласно всеми выдающимися издателями и критиками. Слово это встречается в Ватиканском кодексе, у Безы, в древних латинских переводах, а также у Оригена, Илария, Августина, Иеронима и многих других, но у Златоуста, Феофилакта и многих других – «милостыня». Западные критики и толкователи потрудились проследить, откуда и почему получилась такая замена. Пропустив первое «же» или «но» в первом стихе, переписчики, как сказано выше, не обратили внимания на связь 6-й главы с предыдущей и подумали, что в 6-й главе начинается речь о новом предмете. О каком? Это показал им 2-й стих, где говорится о «милостыне». Так как первый стих (при опущении δέ) служит как бы введением ко второму, то они подумали, что в первом также должна быть речь о милостыне, и заменили ею слово «праведность». Замена эта могла произойти тем легче и удобнее, что тут имелись некоторые обстоятельства, ее оправдывавшие. Если читатель потрудится просмотреть по русской и славянской Библии следующие места: Втор. 6:25, 24:13; Пс. 23:5, 32:5, 102:6; Ис. 1:27, 28:17, 59:16; Дан. 4:24, 9:16, то найдет, что в славянском тексте везде встречаются милосердие, милостыня, милость, помилование, а в русском – праведность, правда, правосудие, и только в одном месте русский текст почти согласен со славянским, а именно, в Пс. 23(милостыня – милость). Таким образом, одни и те же тексты в славянском и русском переводах имеют иногда совершенно различный смысл. Так, например, в Дан. 4читаем в славянском тексте: «грехи твои милостынею искупи», а в русском: «искупи грехи твои правдою». Эта разница произошла от того, что наш славянский перевод сделан с перевода Семидесяти, где в вышеприведенных случаях (которые нами ради краткости не все указаны) употреблено слово ἐλεημοσύνη – милостыня, а русский – с еврейского, где встречается слово «цедака» – праведность. Вопрос, следовательно, возникает о том, почему Семидесяти нашли возможным переводить еврейское «цедака» через ἐλεημοσύνη – «милостыня», и действительно ли «цедака», означая собственно «праведность», в некоторых, по крайней мере, случаях служила и для выражения понятия о милостыне. Ответ должен быть дан утвердительный. Праведность – слово мудреное, особенно для простого, неразвитого человека трудно понять, что оно означает; гораздо легче понять это слово, если праведность принимает более конкретный вид – милости, милосердия, милостыни. Отсюда весьма рано, еще до Р.X., словом «цедака» начали обозначать милостыню, что, как сказано, вероятно, и облегчило замену «праведности» милостыней в рассматриваемом стихе Евангелия от Матфея (см. напр. Gesenius W. Hebräisches und aramäisches Handwörterbuch über das neue Testament. 17. Auflage, Berlin-Göttingen-Heidelberg, 1962. S.675, колонка слева. – Прим. ред .).

Однако такая замена была неудачна, и это можно показать на основании «внутренних соображений» (контекста) при разборе нашего места. Смысл наставления этого стиха тот, чтобы ученики не творили своей праведности пред людьми, для показа, для того, чтобы прославляли их люди. Из дальнейших указаний видно, что для показа не должна подаваться милостыня, но не только она, а показными не должны быть и молитва (стих 5 и сл.) и пост (стих 16 и сл.). Если «праведность» в рассматриваемом стихе заменить «милостыней», то можно подумать, что только одна она совершается для показа и что только показную милостыню Христос обличает, потому что 1-й стих будет поставлен тогда в ближайшее отношение только ко 2–4 стихам. Из сказанного следует, что, принимая в 1-м стихе «праведность», мы должны считать слово за обозначение «родового» или общего понятия, которое обнимает собой милостыню, молитву и пост. Другими словами, по мысли Христа, милостыня, молитва и пост служат выражением людской праведности. Человек, отличавшийся этими добродетелями, может считаться праведным, если эта его праведность основывается на любви к Богу и ближним. Нужно, чтобы все добродетели, составляющие праведность, ни в каком случае не служили для показа. Греческое слово, употребленное для последнего понятия (θεαθῆναι), означает пристальное, продолжительное, напряженное и внимательное разглядывание чего-либо, как это, например, делается в театре, указывает на созерцание, в отличие от βλέπειν, которое означает просто видеть, смотреть, иметь к этому способность. Отсюда ясно наставление Спасителя: Он учит учеников Своих, чтобы их «праведность» не была предметом внимательного наблюдения, пристального разглядывания со стороны других людей. Вместо «чтобы они видели вас» по-гречески «чтобы быть видимою» (или «чтобы быть видимыми им, αὐτοῖς, т.е. ἀνθρώποις, людям», ср. Мф. 23:5). Таким образом, первую половину данного стиха лучше было бы перевести так: но остерегайтесь (берегитесь, чтобы не творить) творить праведность вашу пред людьми с той целью, чтобы это было видно им (бросалось им в глаза, подлежало их пристальному, продолжительному наблюдению).

Дальнейшее «иначе» (в русской Библии) как будто относится к словам: «не будет вам награды» и прочее. В подлиннике смысл несколько иной: остерегайтесь… если же не будете остерегаться, то не будет вам награды, и прочее. Т.е. здесь для краткости речи сделан пропуск в Евангелии (ср. Мф. 9:17; 2 Кор. 11:16). Христос не определяет, в чем должна заключаться награда. Неизвестно, земную или небесную награду Он имеет в виду, или ту и другую вместе. Ничто не мешает понимать здесь и земную и небесную награду. Но вместо русского «не будете иметь», следует перевести просто «не имеете» (οὐκ ἔχετε), так что все выражение таково: если не будете остерегаться, то награды не имеете от Отца вашего Небесного.

Мф.6:2. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.

Перевод точен, причем несколько двусмысленное «они» в последнем предложении должно, конечно, относиться не вообще к людям, а к лицемерам. В подлиннике двусмысленность избегается обычным опущением местоимения перед глаголами и поставлением глаголов (ποιοῦσιν – ἀπέχουσιν) в одинаковых залогах, временах и наклонениях.

Иудеи больше чем все другие народы отличались благотворительностью. По словам Толюка, известный педагог Песталоцци говаривал, что Моисеева религия побуждает к благотворительности даже больше, чем христианская. Юлиан ставил иудеев язычникам и христианам в пример благотворительности. Прочитывая длинный и утомительный талмудический трактат о благотворительности «Об остатках в пользу бедных при жатве» (перевод Переферковича, т. I), встречаемся со множеством мелочных постановлений, имевших целью обеспечить для бедных собирание остатков после жатвы. Говорили даже, что «милостыня и безмездные услуги равнозначны всем заповедям Торы». Возникали вопросы о том, не одно ли и то же не давать милостыни и поклоняться идолам, и как доказать, что милостыня и безмездные услуги защищают Израиля и способствуют согласию между ним и Отцом, Который на небесах. Поэтому не подлежит сомнению, что у евреев была развита благотворительность и во времена Христа, о чем свидетельствуют и упоминания самим Христом о нищих и их очевидное присутствие, особенно в Иерусалиме. Не подлежит сомнению и то, что в этой благотворительности и раздаче милостыни бедным принимали участие и «лицемеры», которых обличает здесь Христос. Но вопрос, «трубили ли они пред собою», доставил много затруднений как древним, так и новейшим экзегетам.

Златоуст понимал выражение: «не труби пред собою», в несобственном смысле. Спаситель «в этом метафорическом выражении не то хочет сказать, что лицемеры имели трубы, но что они имели большую страсть к показности, осмеивая (κωμωδῶν) ее и осуждая их... Спаситель требует не того только, чтобы мы подавали милостыню, но и того, чтобы мы подавали ее так, как должно подавать». В подобном же роде выражается Феофилакт: «У лицемеров не было труб, но Господь осмеивает (διαγελᾷ.) помыслы их, потому что они хотели трубить о своей милостыне. Лицемеры – те, которые по виду кажутся другими, чем каковы в действительности». Нисколько не удивительно, что и многие новейшие толкователи в своих замечаниях об этих «трубах» следуют только что приведенным отеческим толкованиям. «Не остается ничего больше, как понимать это выражение в несобственном смысле», – говорит Толюк.

Такие мнения подтверждаются тем, что до настоящего времени среди иудейских обычаев не найдено ни одного случая, когда бы «лицемеры», раздавая милостыню, в буквальном смысле «трубили» пред собою.

Английский ученый Лайтфут потратил на отыскание такого или подобного случая много труда и времени, но «хотя и искал много и серьезно, не нашел даже и малейшего упоминания о трубе при раздаче милостыни». По поводу замечания Лайтфута другой английский комментатор Морисон говорит, что Лайтфуту не было и надобности «искать так прилежно, потому что хорошо известно, что, по крайней мере, в синагогах, когда частные лица желали раздавать милостыню, трубы в буквальном смысле и не могли употребляться». Этого мало. Говорили, что если бы «лицемеры» трубили в трубы, то такая «похвальба» их (καύχημα) пред людьми была бы малопонятна, и что если бы они захотели, то сумели бы и получше скрыть свои дурные мотивы. Известны даже случаи противоположные тому, о чем говорит Христос. Так, например, об одном раввине, благотворительная деятельность которого считалась образцовой, рассказывается в Талмуде, что он, не желая стыдить бедных, привешивал открытый мешок с милостыней у себя за спиной, и бедные могли брать оттуда, что могли, неприметно.

Все это, конечно, не служит возражением против евангельского текста, да обыкновенно и не выставляется как возражение. Однако конкретность и живость выражения «не труби пред собою» и его очевидная связь с последующими обличениями лицемеров, подтверждаемыми фактически в дошедших до нас сведениях об их обычаях (стихи 5 и 16), заставили подыскивать какое-нибудь реальное, фактическое подтверждение и для него. Было найдено, что подобные обычаи действительно существовали у язычников, у которых служители Изиды и Кибелы, прося себе милостыню, били в бубны. То же, по описанию путешественников, делали персидские и индийские монахи. Таким образом у язычников шум производили сами бедные, просившие милостыню. Если применить эти факты к рассматриваемому случаю, то выражение «не труби» нужно будет толковать в смысле недозволения со стороны лицемеров бедным производить шум при требовании себе милостыни. Но автор, указавший эти факты, немецкий ученый Икен, по словам Толюка, сам «честно» признался, что не может доказать подобного обычая ни у евреев, ни у христиан. Еще менее вероятно объяснение, по которому слова «не труби»...» заимствованы от тринадцати трубообразных ящиков или кружек, поставленных в храме для сбора пожертвований (γαζοφυλάκια, или по-еврейски «шоферот»). Возражая против этого мнения, Толюк говорит, что деньги, опускавшиеся в эти трубы (tubae), не имели никакого отношения к благотворительности, а собирались на храм; кружки же для пожертвований бедным назывались не «шоферот», а «куфа», и об их форме ничего не известно. Но если мы только в Евангелии Матфея встречаемся с указанием, что в деле благотворения употреблялись трубы, то это вовсе не исключает возможности, что и в действительности бывало так. Трубы употреблялись священниками в храме и синагогах, были «трубообразные» ящики, и потому выражение «не труби», сделавшись метафорическим, могло иметь в качестве метафоры какое-нибудь основание и в действительности. В раввинских трактатах Рош-Гашана и Таанит встречается много постановлений о «трублении», так что если выражение Христа нельзя было понимать в смысле: не труби пред собою при раздаче милостыни, то его вполне возможно было понимать так: когда подаешь милостыню, не труби пред собою, как это делают лицемеры по разным другим случаям. Смысл выражения – привлекать общественное внимание к своей благотворительности – совершенно понятен и нисколько не изменяется, будем ли мы считать выражение соответствующим действительности или только метафорическим. Да и как можно требовать, чтобы в Талмуде отразились, несмотря на мелочность иудеев, все тогдашние иудейские обычаи со всеми их многочисленными переплетениями?

Под синагогами в рассматриваемом стихе следует понимать не «собрания», а именно синагоги. К похвальбе «в синагогах» прибавляется похвальба «на улицах». Цель лицемерной милостыни указывается ясно: «чтобы прославляли их» (лицемеров) «люди». Это значит, что через благотворительность они желали достигнуть своих собственных и притом своекорыстных целей. Они руководствовались в своей благотворительности не искренним желанием помочь ближнему, а разными другими своекорыстными мотивами, – порок, свойственный не только еврейским лицемерам, но и вообще лицемерам всех времен и народов. Обычная цель такой благотворительности – приобретение себе доверия со стороны сильных и богатых и за отданную бедному копейку получение от них рублей. Можно даже сказать, что истинных, совершенно нелицемерных благотворителей бывает всегда немного. Но если бы даже никаких своекорыстных целей и нельзя было достигнуть при помощи благотворительности, то «слава», «молва», «известность» (значение слова δόξα) составляют и сами по себе достаточную цель лицемерной благотворительности.

Выражение: «они получают награду свою» – достаточно понятно. Лицемеры ищут награды не у Бога, а прежде всего у людей, получают ее и должны только ею довольствоваться. Обличая дурные мотивы лицемеров, Спаситель вместе с тем указывает и на тщету «людских» наград. Для жизни по Богу, для будущей жизни они никакого значения не имеют. Ценит земные награды только тот человек, кругозор которого ограничен настоящей жизнью. Тот, кто имеет более широкий кругозор, понимает и тщету здешней жизни, и земных наград. Если Спаситель сказал при этом: «истинно говорю вам», то этим показал Свое истинное проникновение в тайники человеческого сердца.

Мф.6:3. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая,

Мф.6:4. чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Для объяснения этих стихов нужно помнить, что Спаситель не делает никаких предписаний и не дает никаких наставлений относительно самих способов благотворительности. Она может, без сомнения, выражаться в тысячах различных способах, смотря по удобствам и обстоятельствам. Кто-то сказал, что дело, совершаемое на пользу ближних, или слово, хлопоты и прочее бывают таким же благодеянием для них, как и вещественная милостыня в виде копеек, рублей и жизненных припасов. Спаситель указывает не на способы благотворительности, а на то, что делает ее истинной и богоугодной. Благотворительность должна быть тайной, и тайной глубокой.

«У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Но и самая открытая, широкая благотворительность не противоречит учению Христа, если вся она проникнута духом тайной благотворительности, если явный и видимый людьми благотворитель вполне усвоил или старается усвоить способы, условия, мотивы и даже привычки тайного благотворителя. Другими словами, побуждением к благотворительности должна быть внутренняя, иногда мало заметная даже самому благотворителю, любовь к людям, как своим собратьям во Христе и чадам Божиим. Благотворителю нет нужды, если дело его выплывает наружу. Но если он будет заботиться об этом, то его дело теряет всякую цену. Явная благотворительность не имеет цены без намерения сохранить тайну. Это будет проще и понятнее из дальнейшего толкования о молитве. Теперь же скажем о том, что ни сам Христос, ни Его апостолы не препятствовали явной благотворительности. В жизни Христа не известны случаи, когда Он оказывал бы Сам какую-либо денежную помощь нищим, хотя у учеников, ходивших за Спасителем, был денежный ящик для пожертвований (Ин. 12:6, 13:29). В одном случае, когда Мария помазала Христа драгоценным миром и ученики начали говорить: «для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» Спаситель сделал даже, по-видимому, возражение против этой обычной благотворительности, одобрил поступок Марии и сказал: «нищих всегда имеете с собою» (Ин. 12:4–8; Мф. 26:6–11; Мк. 14:3–7). Однако никто не скажет, что Христос был чужд всякой благотворительности. Его благотворительность характеризуется теми же словами, которые сказаны были апостолом Петром, когда он исцелил хромого от рождения: «серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе» (Деян. 3:1–7). Благотворительность апостола Павла хорошо известна, он сам собирал пожертвования для иерусалимских бедных, и это дело его было совершенно открытым. Однако вполне ясно, что такая благотворительность, хотя и совершенно явная и открытая, резко отличалась по духу от милостыни лицемеров и не имела целью людского прославления.

Мф.6:5. И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

По лучшим чтениям – множественное, – «когда молитесь, не будьте как лицемеры, потому что они любят в синагогах и на углах улиц стоя (ἑστῶτες) молиться» и прочее. В Вульгате множественное («молитесь») согласно с Ватиканским кодексом, Оригеном, Златоустом, Иеронимом и другими. Во 2-м стихе – единственное – «когда творишь милостыню»; в дальнейшем 6-м – «ты же» и прочее. Переписчикам это казалось несообразным, и они во многих рукописях заменили множественное число единственным. Но если «молитесь» и прочее правильно, то решение вопроса, почему здесь Спаситель изменил прежнее и дальнейшее единственное на множественное, чрезвычайно трудно, если только не невозможно. Разночтения «когда молишься, не будь» показывают, что эта трудность чувствовалась уже в самой глубокой древности. Можно сказать только, что речь одинаково естественна и в том и другом случае. Может быть и так, что множественное употреблено для более сильного противоположения дальнейшему стиху. Вы, слушатели, иногда молитесь, как лицемеры; ты же, истинный молитвенник, и прочее.

Рассматривая характеристики «лицемеров», можно наблюдать, что склад речи почти одинаков во 2-м и 5-м стихах. Но μή (в выражении «не труби») относится вообще к будущему и предполагаемому и заменено в 5-м стихе οὐκ (не будьте). Как в первом, так и во втором случае встречается «в синагогах», но выражение 2-го стиха «на улицах» (ἐν ταῖς ῥύμαις) в 5-м стихе заменено «на углах улиц» (ἐν ταῖς γωνίαις τῶν πλατειῶν). Разница в том, что ῥύμη, означает узкую, а πλατεῖα – широкую улицу. Слово «прославляли» (δοξασθῶσιν – были прославляемы) заменено словом «показаться» (φανῶσιν). В остальном 5-й стих есть буквальное повторение конца 2-го стиха. Если только можно утверждать, что 2-й стих и не имеет ничего, соответствовавшего тогдашней еврейской действительности, а состоит только из метафорических выражений, то относительно 5-го стиха можно сказать, что в нем содержится действительная (без метафор) характеристика «лицемеров», известная и из других источников. Здесь нужно прежде всего знать, что как у иудеев, так впоследствии и у магометан были определенные часы молитвы – 3-й, 6-й и 9-й дня по нашему счету 9-й, 12-й и 3-й. «И теперь магометанин и добросовестный иудей, как только пробьет определенный час, совершают свою молитву, где бы ни находились» (Толюк). В талмудическом трактате Берахот содержится множество предписаний, из которых видно, что молитвы совершались на дороге и даже несмотря на опасности от разбойников. Встречаются, например, такие характеристики. «Однажды р. Измаил и р. Элазар, сын Азарии, остановились в одном месте, причем р. Измаил лежал, и р. Элазар стоял. Когда пришло время вечернего шема (молитвы), р. Измаил встал, а р. Элазар прилег» (Талмуд, перевод Переферковича, т. I, с. 3). «Работники (садовники, плотники) читают шема, оставаясь на дереве или на стене» (там же, с. 8). Ввиду таких характеристик совершенно понятными становятся остановки лицемеров «на углах улиц».

«Не будьте» – в греческом будет изъявительное (ἔσεσθε), а не повелительное. С таким употреблением мы уже встречались (ἔστε в Новом Завете ни разу; см. Бласс, Gram. S. 204). Слово «любят» (φιλοῦσιν) иногда переводят как «имеют обычай, обыкновение». Но такого значения это слово в Библии никогда не имеет (Цан). Стоя (ἑστῶτες) – обыкновенное положение при молитве. Нет надобности предполагать, что лицемеры молились стоя именно вследствие своего лицемерия и любви к показности и что Христос именно за это их обличает. Здесь содержится простая характеристика, на которой не поставлено логического ударения. Целью молитв на углах улиц было то, чтобы «показаться» (φανῶσιν) молящимися. Порок, свойственный всевозможным лицемерам и ханжам, которые часто делают вид, что молятся Богу, но на самом деле – людям, и особенно сильным мира сего. Смысл последних двух фраз: «истинно говорю вам»... «награду свою», тот же, что и во 2-м стихе: получают вполне, – таково значение слова ἀπέχουσιν. Нужно заметить, что после слов «истинно говорю вам» (как во 2-м стихе), в некоторых кодексах поставлено «что» (ὅτι): «что они получают» и прочее. Прибавка «что», хотя и правильна, может считаться излишней и не оправдывается лучшими рукописями.

Мф.6:6. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Как в учении о милостыне, так и здесь указываются не на способы молитвы, а на ее дух. Чтобы понять это, мы должны представить себе человека, затворившегося в своей комнате и обращающегося с молитвой к Отцу Небесному. Никто не принуждает его к этой молитве, никто из людей не видит, как он молится. Он может молиться, произнося слова и не произнося их. Этих слов никто из людей не слышит. Молитва есть акт свободного, непринужденного и тайного общения человека с Богом. Она исходит из сердца человека.

Уже в древности возбуждался вопрос: если Христос заповедал молиться тайно, то не запретил ли Он этим общественной и церковной молитвы? На вопрос этот отвечали едва ли не всегда отрицательно. Златоуст спрашивает: «И так что же? В церкви, говорит Спаситель, не должно молиться?» – и отвечает: «Должно и очень должно, но только смотря по тому, с каким намерением. Бог везде смотрит на цель дел. Если и в горницу войдешь и затворишь за собою двери, а сделаешь это напоказ, то и затворенные двери не принесут тебе никакой пользы... Итак, хотя бы ты затворил двери, Он желает, чтобы ты, прежде, чем затворить их, изгнал из себя тщеславие и заключил двери сердца своего. Быть свободным от тщеславия – дело всегда доброе, а особенно во время молитвы». Такое толкование правильно, хотя с первого взгляда и представляется, что оно противоречит прямому смыслу слов Спасителя. Несколько иначе и довольно остроумно объясняют это новейшие экзегеты. «Если, – говорит Цан, – милостыня есть по самой своей природе открытая и относящаяся к собратьям деятельность и потому не может быть совершенно тайною, то молитва по самой своей сущности есть речь сердца человеческого к Богу. Поэтому для нее всякое оставление общественности не только не вредно, но она еще и ограждается тогда от всякой примеси посторонних влияний и отношений. Спаситель не счел нужным ослаблять энергии Своей речи мелочными предостережениями против неразумных обобщений, вроде, например, запрещения всякой общественной молитвы (ср. стих 9 и сл.; Мф. 18 и сл.) или вообще какой бы то ни было молитвы, слышимой другими (ср. Мф. 11:25, 14:19, 26 и сл.)». Иначе сказать, тайная молитва и не нуждается в каких-либо ограничениях. Дух тайной молитвы может присутствовать в явной молитве. Последняя не имеет цены без тайной молитвы. Если человек молится в церкви с таким же расположением, как у себя дома, то и его общественная молитва принесет ему пользу. Здесь не место рассуждать о значении общественной молитвы самой по себе. Важно только, что ни Христос, ни Его апостолы не отрицали ее, как это видно из вышеприведенных цитат.

Переход от «вы» 5-го стиха к «ты» может быть опять объяснен желанием усилить противоположение истинной молитвы молитве лицемеров.

«Комната» (ταμεῖον) – здесь понимается всякая затворяющаяся или запирающаяся комната. Первоначальное значение этого слова (правильнее ταμιεῖον) было – кладовая для провизии, хранилище (см. Лк. 12:24), потом спальня (4 Цар. 6:12; Еккл. 10:20).

Здесь следует обратить внимание на общий вывод, который делает Златоуст, рассматривая этот стих. «Будем творить молитвы не с движениями тела, не крикливым голосом, но с добрым душевным расположением; не с шумом и гамом, не для показности, как бы для того, чтобы отогнать ближнего, но со всяким приличием, сокрушением сердца и непритворными слезами».

Мф.6:7. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны;

Опять ясный переход к речи на «вы». Пример берется теперь не из иудейской, а из языческой жизни. Все объяснение стиха зависит от значения, какое мы придадим словам «не говорите лишнего» (μὴ βατταλογήσητε; в славянской Библии – «не лишше глаголите»; Vulgatä: nolite multum loqui – не говорите много). Прежде всего заметим, что определение значения греческого слова βατταλογήσητε имеет важное значение для определения свойств истинной молитвы. Если мы переведем «не говорите много», то, значит, наши (равно как католические и другие) церковные службы по учению Христа излишни вследствие своего многословия. Если переведем «не повторяйте», то это будет обличением многократного потребления одних и тех же слов при молитве; если – «не говорите лишнего», то смысл наставления Христа останется неопределенным, потому что неизвестно, что именно должны мы здесь понимать под «лишним».

Нисколько не удивительно, что это слово издавна занимало экзегетов, тем более что оно чрезвычайно трудное, потому что в греческой литературе оно самостоятельно встречается только здесь, в Евангелии Матфея, и еще у одного писателя VI века Симплиция (Commentarii in Epicteti enchiridion, ed. F. Dubner. Paris, 1842, in cap. XXX, p. 91, 23). Можно было бы надеяться, что при помощи этого последнего удастся бросить свет и на значение разбираемого слова у Матфея. Но, к сожалению, у Симплиция смысл слова столь же мало ясен, как у Матфея. Во-первых, у Симплиция не βατταλογεῖν, как в Евангелии (по лучшим чтениям), а βαττολογεῖν, но это не представляет особенной важности. Во-вторых, у Симплиция данное слово, несомненно, означает «болтать», «пустословить» и имеет, следовательно, неопределенное значение. О рассматриваемом слове на Западе существует целая литература. Говорили по этому поводу так много, что экзегетическая «ватталогия» вызывала даже насмешки. «Ученые толкователи, – говорил один писатель, – подлежат ответственности за то, что они по поводу этого слова так много ваттологизировали ».

Результатом многочисленных исследований стало то, что слово до настоящего времени считается «загадочным». Пробовали производить его от собственного имени Βάττος. Так как предание указывает на три различных Ватта, то старались отыскать, от какого из них происходит рассматриваемое слово. В «Истории» Геродота (IV, 153 и сл.) подробно рассказывается об одном из них, который заикался, и от него производили слово «ватталогия». Подкреплением для такого мнения могло служить обстоятельство, что Демосфена называли в насмешку βάτταλος – заика. Таким образом, и евангельское слово βατταλογήσητε можно было бы переводить «не заикайтесь», как язычники, если бы только смысл речи и контекст позволяли это сделать. Предположение, что Спаситель обличал здесь языческое и какое бы то ни было «заикание», совершенно невозможно и в настоящее время совершенно оставлено.

Из предложенных производств лучшим представляется то, что это так называемое vox hybrida, помесь из разных слов, в данном случае еврейского и греческого. Греческое, вошедшее в состав этого сложного слова – λογέω, то же, что λέγω, значит «говорить». Но относительно того, от какого именно еврейского слова производится первая часть выражения, мнения экзегетов разнятся. Одни производят от еврейского «бата» – болтать, бессмысленно говорить; другие – от «батал» – быть праздным, бездействовать, или от «бетел» – не действовать, прекращаться и мешать. Из этих двух слов могло быть образовано слово βατάλογος вместо βαταλόλογος, подобно тому, как idolatra из idololatra. Но в еврейском не два «т», как в греческом, а одно. Для того чтобы объяснить два «т» воспользовались довольно редким словом βατταρίζειν, которое означает «болтать», и таким образом получилось βατταλογέω Мф. 6:7. Из этих двух производств следует отдать предпочтение первому на том основании, что «л» содержится в греческом λογέω (λέγω), и потому для производства нет надобности принимать в расчет эту букву. Если производить от «бата» и λογέω, то объяснение слова будет сходно с тем, какое дает ему Златоуст, считая βαττολογία – φλυαρία; это последнее означает «пустая болтовня», «пустяки», «вздор». Так передано это слово в немецком переводе Лютера: soltt ihr nicht viel flappern – вы не должны много болтать. В английском: «не делайте пустых повторений». Единственное возражение, которое может быть сделано против этой интерпретации, заключается в том, что еврейское слово «бата» уже само по себе заключает понятие о пустословии, и непонятно, почему прибавлено еще греческое λογέω, которое также значит «словить», так что если буквально перевести выражение на русский, то оно получило бы такой вид: «пустословить – словить». Но правда ли, что, как утверждает Цан, λογέω значит именно «говорить»? Этот глагол в греческом появляется только в сложных словах и означает, как и λέγω, всегда говорить осмысленно, по плану, с рассуждением. Для обозначения бессмысленного говорения употребляется обыкновенно λαλεῖν. Получается нечто несообразное, если мы соединим λογέω – говорить осмысленно с еврейским словом «бата» – говорить бессмысленно. Этой трудности можно, по-видимому, избежать, если мы придадим λογέω значение – более мыслить, чем говорить. Отсюда получится более ясное значение глагола в Мф. 6– «не мыслите праздно», или, лучше, «не мыслите празднословно, как язычники». Подтверждение такого толкования можно встретить в том, что, по словам Толюка, у древних церковных писателей «понятие о многословии отступало на задний план и, напротив, выдвигались молитвы о недостойном и неприличном». Свои слова Толюк подтверждает значительным количеством примеров из святоотеческих писаний. Ориген говорит: μὴ βαττολογήσωμεν ἀλλὰ θεολογήσωμεν, обращая внимание не на процесс говорения, а на само содержание молитвы. Если, далее, обратить внимание на содержание молитвы Господней, которая, как видно по смыслу речи, должна была служить образцом отсутствия ватталогии, то можно видеть, что в ней устранено все недостойное, несмысленное, пустячное и достойное порицания или презрения. Таким образом приходим к выводу, что в слове βαττολογεῖν порицается прежде всего праздная мысль при молите, зависящее от нее праздное говорение и между прочим многословие (πολυλογία) – слово это употребляет далее и Сам Спаситель, и это, по-видимому, имеет значение и для объяснения ватталогии.

Выше было сказано, что Христос предостерегает теперь от подражания не лицемерам, а язычникам. Рассматривая это предостережение с фактической стороны, находим примеры, доказывающие, что в обращении к своим богам язычники отличались и маломыслием и многословием. Такие примеры можно встретить у классиков, в Библии же это подтверждается два раза. Жрецы Ваала «призывали имя» его «от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас!» (3 Цар. 18:26). Язычники в Ефесе, исполнившись ярости, кричали: «велика Артемида Ефесская!» (Деян. 19:28–34). Впрочем, представляется сомнительным, могут ли эти случаи служить иллюстрацией многоглаголивой молитвы язычников. Гораздо ближе подходит сюда общее замечание, что язычникам многословие было вообще свойственно и имело у них даже различные названия – διπλασιολογία (повторение слов), κυκλοπορεία (обход), тавтология и многоглаголание в собственном смысле. Множественность богов побуждала язычников к болтливости (στωμυλία): богов насчитывали до 30 тысяч. При торжественных молитвах богам следовало перечислять их прозвища (ἐπωνυμίαι), которые были многочисленны (Толюк, ). Для толкования данного стиха Евангелия Матфея для нас было бы совершенно достаточно, если бы в язычестве встретился хотя бы один ясный случай, подтверждающий слова Спасителя; такое совпадение было бы вполне важно. Но если случаев, известных нам, и притом довольно ясных, немало, то приходим к выводу, что Спаситель в точности изображает современную Ему историческую действительность. Протесты против длинных и бессмысленных молений встречаются и в Библии (см. Ис. 1:15, 29:13; Ам. 5:23; Сир. 7:14).

Мф.6:8. не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него.

Смысл этого стиха ясен. «Им», т.е. язычникам. Иероним указывает, что вследствие этого учения Спасителя возникла ересь и извращенная догма некоторых философов, говоривших: если Богу известно, о чем мы стали бы молиться, если прежде наших просьб Он знает наши нужды, то напрасно Ему, знающему, мы будем говорить. На эту ересь как Иероним, так и другие церковные писатели отвечают, что мы не рассказываем в своих молитвах к Богу о своих нуждах, а только просим. «Иное дело рассказывать незнающему, иное – просить у знающего». Эти слова можно считать достаточными для объяснения данного стиха. Можно только прибавить разве, вместе со Златоустом и другими, что Христос не препятствует настойчивым и усиленным просьбам людей к Богу, на что указывают притчи Христа о бедной вдове (Лк. 18:1–7) и о настойчивом друге (Лк. 11:5–13).

Мф.6:9. Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое;

«Молитесь же так» – буквально: «итак, молитесь вы так». На русском неблагозвучное «итак» (οὖν) в соединении с «так» (οὕτως) было очевидной причиной, по которой «итак» было изменено на «же». Греческая частица выражена в Вульгате словом «следовательно» (si ergo vos orabitis), а в немецком и английском – «поэтому» (darum, therefore). Общая мысль подлинника выражается и в этих переводах недостаточно ясно и верно. Это зависит не только от трудности, но и от невозможности передать здесь точно греческую речь на другие языки. Мысль та, что «так как вы в своих молитвах не должны походить на молящихся язычников и так как ваши молитвы должны отличаться иным характером сравнительно с их молитвами, то молитесь так» (Мейер, ). Но и это – лишь некоторое приближение к смыслу, дальше которого, по-видимому, идти уже невозможно. Между тем от верного объяснения слова «так» зависит многое. Если мы примем его в значении «именно так, а не иначе», то будет ясно, что все наши церковные и другие молитвы, за исключением «Отче наш», излишни и несогласны с учением Спасителя. Но если бы Спаситель заповедал произносить только эту молитву (ταύτην τὴν εὐχήν) или только то, что Он сказал (taаta), то в выражении следовало бы ожидать полной точности, и было бы, кроме того, непонятно, почему в двух редакциях молитвы Господней, у Матфея и Луки (Лк. 11:2–4), существует разница. Отличий больше на греческом языке, чем на русском, но и на последнем она заметна в четвертом прошении (Лк. 11:3). Если мы сделаем перевод οὕτως – таким образом, в этом роде, в этом смысле, подобно этому (simili или eodem modo, in hunc sensum), то это будет значить, что молитва Господня, по мысли Спасителя, должна служить только образцом для других молитв, но не исключать их. Но в этом последнем случае мы придадим такое значение слову ούτως, какого оно в действительности не имеет, и особенно оно не употребляется в значении simili modo или in hunc sensum. Далее, говорят, что если бы выражение следовало понимать не в строгом смысле, то было бы сказано: «молитесь как бы так» (ούτως πως – Толюк, ). На точность и определенность слов молитвы, согласно мнению некоторых экзегетов, указывают и слова из Евангелия от Луки: «когда молитесь, говорите» (Лк. 11:2), где словом «говорите» выражается точное повеление, чтобы молящие произносили те именно слова, какие указаны Христом.

Ни с тем, ни с другим из приведенных толкований нельзя, однако, вполне согласиться вследствие их односторонности. Нужно помнить, что Христос, как прежде, так и здесь, предоставляет самим людям выводить из Своих слов дальнейшие заключения и следствия. Так и здесь излагается просто начальная или первоначальная молитва, молитва всех молитв, превосходнейшая молитва. Ее изучение прежде всего нужно для каждого христианина, будет ли это взрослый или ребенок, потому что по своей детской простоте она доступна пониманию ребенка и может служить предметом глубокомысленных рассуждений для взрослого. Это детский лепет начинающего говорить ребенка и глубочайшее богословие взрослого мужа. Молитва Господня – не образец для других молитв и не может быть образцом, потому что она неподражаема по своей простоте, безыскусственности, содержательности и глубине. Она одна достаточна для человека, не знающего никаких других молитв. Но, будучи начальной, она не исключает возможности продолжений, следствий и разъяснений. Сам Христос в Гефсимании молился, произнося собственно эту молитву («да будет воля Твоя» и «не введи нас во искушение»), выражая это только в других словах. Также и Его «прощальная молитва» может считаться расширением или распространением молитвы «Отче наш» и служить для ее истолкования. Как Христос, так и апостолы молились и иначе, и дали нам пример произнесения других молитв.

Судя по сообщению Луки, Спаситель в несколько измененном виде произнес ту же молитву в другое время, при других обстоятельствах. Но существует и мнение, что Он произнес эту молитву только один раз и что или у Матфея, или Луки время и обстоятельства произнесения не определяются точно. Решить вопрос, как это было, в настоящее время нет никакой возможности.

Является ли молитва Господня самостоятельным произведением или же она в целом или в отдельных выражениях заимствована из Священного Писания и из других источников? Мнения опять разделяются. Одни говорят, что «вся она искусно составлена из еврейских формул (tota haec oratio ex formulis Hebraeorum concinnata est tam apte). Другие держатся противоположного мнения. Утверждая, что первый взгляд, если бы и был принят, не содержал бы в себе ничего непочтительного или подлежащего возражениям, указывают, однако, что попытки подыскать параллели для молитвы Господней из библейских или раввинских источников до настоящего времени оказывались неудачными. Такое мнение в настоящее время преобладает в новозаветной экзегетике. Отдаленные параллели, как утверждают, если и можно подыскать, то только к первым трем прошениям. Указываемое Бенгелем и другими сходство молитвы Господней с некоторыми изречениями в Первом Послании апостола Петра (1 Пет. 1:15–16, 2:9, 15, 3:7 и др.) следует признать лишь весьма отдаленным и, может быть, только случайным, хотя встречающиеся здесь параллели и имеют для истолкования некоторое значение. В церковной литературе самое древнее упоминание о молитве Господней встречается в «Учении 12 апостолов» («Дидахе», гл. 8), где она приведена полностью по Матфею с небольшим различием (ἀφίεμεν – ἀφήκαμεν), с добавлением «славословия» и слов: «так молитесь трижды в день».

Число прошений определяется различно. Блаженный Августин принимает 7 прошений, святитель Иоанн Златоуст – 6.

Молитва начинается призыванием, где Бог называется «Отцом». Такое название встречается, хотя и редко, в Ветхом Завете. Не говоря о том, что в Ветхом Завете люди иногда называются «сынами Божиими», встречаются и прямые названия Бога Отцом, (Втор. 32:6; Прем. 14:3; Ис. 63:16; Иер. 3:19; Мал. 1:6). В Сир. 23и Иер. 3имя Бога, как Отца, употреблено в качестве призывания. И не только евреи, но и язычники называли, например, Зевса или Юпитера отцом. В «Тимее» Платона есть место, где Бог называется Отцом и Творцом мира (ὁ πατὴρ καὶ ποιητὴς τοῦ κόσμου); Юпитер по Толюку Diovis Deus et pater. Но вообще «в ветхозаветной идее (не говоря о язычниках) мы наблюдаем, что она была скорее специальна, чем универсальна, и не сделалась концепцией, определяющей характер Бога. Отношение Бога к Израилю было отеческим, но не было видно, чтобы оно было таковым по самой своей сущности и что все люди подлежали Божиим отеческой любви и попечению. Законная идея о Боге все еще преобладала. Могущество и трансцендентальность были выдающимися свойствами Божиими. Признание этого было правильным и важным, но оно подлежало одностороннему развитию, и такое развитие приняло обособленный вид в позднейшем иудействе. Законничество и обрядность позднейшего иудейского периода возникли в значительной степени от неспособности народа восполнить истину о царском Могуществе Божием истиной о Его отеческой любви. Законное подчинение, выражающееся в обрядах, в которых думали выразить почтение трансцендентальному величию Божию, более чем сыновнее почтение и нравственное повиновение, было господствующей нотой фарисейского благочестия». Но Иисус Христос говорил о Боге преимущественно как об отце. Выражение «Отче наш» – единственное, где сказано Христом «наш» вместо «ваш»; обыкновенно же «Мой Отец» и «ваш Отец». Легко понять, что в призывании Спаситель не ставит Себя в отношение к Богу, одинаковое с другими людьми, потому что молитва была дана другим. Словами «сущий на небесах» не выражается мысли: «возвышеннейший и вездесущий Отец», или «высочайший, всемогущий, преблагий и всеблаженный» и т.п. Здесь обозначается обычное представление людей, какое они имеют о Боге, как о Существе, имеющем особенное пребывание на небесах. Если бы не было прибавлено «сущий на небесах», то молитва могла бы почти относиться ко всякому земному отцу. Прибавление этих слов показывает, что она относится к Богу. Если бы в призывании было сказано: «Боже наш», то не было бы надобности вовсе прибавлять «сущий на небесах», потому что это и без того было бы понятно. Таким образом, «Отче наш» равносильно и равнозначительно слову Бог, но с прибавкой важной характеристики – отчества Божия и вместе с тем мысли о любвеобильном отношении Бога к людям, как Отца к Своим детям. Замечания экзегетов о том, что Спаситель хотел здесь обозначить не только отчество или отеческую любовь к людям, но и братство людей между собою, участие всякого верующего в этом братстве, могут быть приняты. Сыновнее отношение людей к Богу основывается, однако, на личном отношении их ко Христу, потому что только через Него люди имеют право называть Бога своим Отцом.

«Да святится имя Твое». Вместо всяких хитроумных рассуждений и толкований этих слов легче всего, как кажется, понять смысл прошения из противоположения. Когда не святится среди людей имя Божие? Когда они не знают Бога, учат о Нем неправильно, не чтут Его своей жизнью и прочее. Отношение людей к Богу во всех прошениях представляется под образами земных отношений. Нам вполне понятно, когда дети не чтут своего земного отца. То же можно сказать и относительно почитания имени Бога. Бог Сам по Себе свят. Но мы противоречим этой святости, когда с непочтением относимся к имени Божию. Дело, таким образом, не в Боге, а в нас самих. Что касается самого выражения «да святится имя Твое», а не самое существо или какое-либо из свойств Божиих, то о существе Божием и свойствах не говорится не потому, что оно само по себе свято, а потому, что само существо Божие для нас непостижимо и что имя Божие есть обозначение в смысле, доступном всем простым людям, самого божественного Существа. Не о существе Бога, а об имени Его говорят простецы, об имени думают, при помощи имени отличают Бога от всех других существ. По словам Толюка, слово «святить» соответствует «прославлять» и «славословить» (εύλογεῖν). У Оригена – ὑψοῦν, возвышать, возвеличивать и прославлять. Феофилакт говорит: «Сделай нас святыми, подобно тому, как и Ты через нас прославляешься. Как богохульства произносятся мною, так пусть и святится Бог мною же, т.е. пусть прославляется, как Святый».

Мф.6:10. да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Буквально: «да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя, как на небе, и на земле». В греческом тексте только слова расставлены иначе, но смысл одинаков. Оба прошения данного стиха Тертуллиан перемещает, поставляя после «да святится имя Твое» – «да будет воля Твоя» и прочее. Слова: «как на небе, так и на земле» могут относиться ко всем трем первым прошениям. Много рассуждений встречается у экзегетов по поводу слов: «да приидет Царствие Твое». Какое Царствие? Некоторые относят это выражение к концу мира и понимают исключительно в так называемом эсхатологическом смысле, т.е. думают, что Христос здесь научил нас молиться о том, чтобы скорее совершился Страшный суд и настало Царство Божие в «воскресение праведных», с погублением злых людей и вообще всякого зла. Другие оспаривают это мнение и утверждают, что второе и третье прошение имеют между собою близкую связь – воля Божия исполняется тогда, когда приходит Царствие Божие, и, наоборот, наступление Царства Божия есть необходимое условие для исполнения воли Божией. Но к третьему прошению прибавлено: «как на небе, и на земле». Следовательно, здесь говорится о царстве земном, в отличие от небесного. Очевидно, небесные отношения служат здесь просто образцом для земных отношений и притом одновременных. Это, во всяком случае, лучшее объяснение. Христос едва ли говорил здесь о далеком будущем, в эсхатологическом смысле. Наступление на земле Царства Божия есть медленный процесс, подразумевающий постоянное усовершенствование человека, как нравственного существа, в нравственной жизни. Момент, когда человек осознал себя как нравственное существо был уже сам по себе наступлением Царства Божия. Далее, евреям, которым говорил Христос, было известно продолжение и развитие Царства Божия из их предшествующей истории, при постоянных неудачах и препятствиях со стороны зла. Царство Божие есть владычество Бога, когда законы, данные Им, получают все больше и больше силы, значения и уважения среди людей. Этот идеал осуществим в здешней жизни и об осуществлении его научил нас молиться Христос. Осуществление его находится в связи с молитвой о том, чтобы святилось имя Божие. «Пред глазами поставлена цель, которой можно достигнуть» (Цан, ).

Мф.6:11. хлеб наш насущный дай нам на сей день;

Буквально: «хлеб наш насущный дай нам сегодня» (в славянской Библии – «днесь»; в Вульгате – hodie). Слово «хлеб» совершенно аналогично тому, какое употребляется в наших русских выражениях: «трудом зарабатывать себе хлеб», «трудиться из-за куска хлеба» и т.п., т.е. под хлебом здесь следует понимать вообще условие для жизни, пропитание, известное благосостояние и т.д. В Священном Писании слово «хлеб» часто употребляется в собственном смысле (cibus, а farina cum aqua permixta compactus atque coctus – Гримм), но означает также и вообще всякую пищу, нужную для существования человека, и не только телесную, но и духовную (ср. Ин. 6 – о хлебе небесном). Комментаторы совсем не обращают внимания на слово «наш». Это, положим, мелочь, но в Евангелии важны и мелочи. С первого раза представляется не совсем понятным, зачем нам нужно просить себе хлеба у Бога, когда этот хлеб «наш», т.е. уже принадлежит нам. Слово «наш» представляется, по-видимому, лишним, можно было бы просто сказать: «хлеб насущный дай нам сегодня». Объяснение будет дано ниже.

«Насущный» (ἐπιούσιος) объясняется различно и принадлежит к числу труднейших. Слово встречается только здесь и еще в Евангелии от Луки (Лк. 11:3). В ветхозаветной и классической греческой литературе оно нигде еще не найдено. Объяснение его «было пыткой для богословов и грамматиков» (carnificina theologorum et grammaticorum). Один писатель говорит, что «желать достигнуть здесь чего-нибудь точного – это все равно, что губкой гвоздь вколачивать» (σπόγγῳ πάτταλον κρούειν). Пробовали избегнуть затруднений указанием, что здесь ошибка переписчика, что в подлиннике первоначально было τόν ἄρτον ἐπὶ οὐσίαν – хлеб для нашего существования. Переписчик удвоил по ошибке τον в слове ἄρτον и в соответствие этому изменил επιουσιαν в επιουσιον. Так и образовалось евангельское выражение: τοναρτοντονεπιουσιον. На это, не входя в подробности, скажем, что слово ἡμῶν (τὸν ἄρτον ἡμῶν τὸν ἐπιούσιον) совершенно препятствует такому толкованию, кроме того, у Лк. 11стоит несомненно ἐπιούσιον – как и у Матфея. Поэтому рассматриваемое толкование теперь совершенно оставлено. Из существующих и принятых новейшими учеными толкований можно отметить три.

1. Производят слово «насущный» от греческого предлога ἐπί (на) и οὐσία от εἶναι (быть). Такое толкование имеет авторитет древних церковных писателей, и именно тех, которые писали на греческом языке. Среди них Иоанн Златоуст, Григорий Нисский, Василий Великий, Феофилакт, Евфимий Зигавин и другие. Если слово понимать так, то оно будет значить: «хлеб, нужный для нашего существования, необходимый для нас, дай нам сегодня». Такое толкование, очевидно, принято и в наших славянской и русской Библиях. Против него возражают, что если нигде, кроме молитвы Господней, не встречается слова ἐπιούσιος, то встречается, однако, ἔπεστι и др., слово, сложенное из того же предлога и глагола, но с опущением ι. Поэтому, если бы в Евангелии говорилось именно о хлебе «насущном», то сказано было бы не ἐπιούσιος, а ἐπούσιος. Далее, οὐσία в народном словоупотреблении означало имущество, состояние, и если бы Христос употребил οὐσία именно в этом смысле, то это было бы не только «бесцельно» (Винер-Шмидель), но не имело бы и смысла. Если же Он употребил его в смысле «бытие» (хлеб, нужный для нашего бытия, существования) или «существо», «сущность», «действительность», то все это отличалось бы философским характером, так как οὐσία в этом смысле употребляется исключительно у философов и слова Христа не были бы понятны простому народу.

2. Производят слово ἐπιούσιος от ἐπί и ἰέναι – приходить, наступать. Слово это имеет разные значения; для нас важно только, что в выражении ἐπιοῦσα ἡμέρα оно означает завтрашний, или наступающий день. Слово это составлено самими евангелистами и приложено к ἄρτος в значении «будущий хлеб», «хлеб наступающего дня». Подкрепление для такого толкования находят в словах Иеронима, у которого среди его довольно кратких толкований встречается следующая заметка. «В Евангелии, которое называется Евангелием Евреев, вместо насущного хлеба я нашел «махар», что значит завтрашний (crastinum), так что смысл должен быть таков: хлеб наш завтрашний, т.е. будущий дай нам сегодня». На этом основании множество новейших критиков, включая сюда и лучших, например, немецких составителей грамматик к Новому Завету Винер-Шмиделя, Бласса и экзегета Цана, предположило, что слово означает завтрашний (от ἡ ἐπιοῦσα, т.е. ἡμέρα). Такое объяснение дает, между прочим, и Ренан. Совершенно понятно, какая разница в смысле получается от того, примем ли мы это толкование или согласимся с предыдущим. Однако если принять толкование Иеронима, то следовало бы признать, не говоря о разных филологических затруднениях, что оно противоречит словам Спасителя: «не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6:34); непонятно было бы также, почему же мы просим: «завтрашний хлеб дай нам сегодня». Указывая на «махар», сам Иероним переводит ἐπιούσιος словом super-substantialis. Согласно Кремеру, от ἰέναι и сложных с ним нельзя доказать ни одного производства с окончанием на -ιουσιος, напротив, от οὐσία таких слов производится много. В словах, сложенных с ἐπί, у которых корень начинается с гласной, слияние избегается через опущение ι, как в слове ἐπεῖναι. Но так бывает не всегда и ι удерживается, например, в таких словах, как ἐπιέτης (в других случаях – ἐπέτειος), ἐπιορκεῖν (в церковном греческом – ἐπιορκίζειν), ἐπιεικής, ἐπίουρος (у Гомера ἔθορος). Таким образом, следует допустить, что ἐπιούσιος образовалось от οὐσία, подобно аналогичным образованиям из слов, оканчивающихся на ια – ιος (ἐπιθυμία – ἐπιθύμιος, ἐπικαρπία – ἐπικάρπιος, περιουσία – περιούσιος и прочее). Значение же οὐσία в рассматриваемом месте будет не философское, а просто – существо, природа, и ἄρτος ἐπιούσιος означает «хлеб, нужный для нашего существования или для нашей природы». Понятие это хорошо выражается в русском слове «насущный». Такое объяснение подтверждается и употреблением слова οὐσία у классиков (например, у Аристотеля) в смысле даже жизни, существования. «Хлеб насущный», т.е. нужный для существования, для жизни, есть, согласно Кремеру, краткое обозначение встречающегося в Притч. 30еврейского «лехем хок» – урочный хлеб, которое у Семидесяти переводится словами «нужный» (нужное) и «достаточный» (в русской Библии – «насущный»). Согласно Кремеру следует переводить: «наш, нужный для нашей жизни хлеб дай нам сегодня». Обстоятельство, что толкование «завтрашний» встречается только у латинских писателей, но не греческих, имеет здесь решающее значение. Златоуст, конечно, неплохо знал греческий язык, и если не сомневался, что ἐπιούσιος употреблено в смысле «насущный», то это толкование следует предпочитать толкованию латинских писателей, которые иногда хорошо знали греческий, но все-таки не так, как природные греки.

3. Толкование аллегорическое, отчасти вызванное, по-видимому, трудностями других толкований. В духовном смысле объясняли это слово Тертуллиан, Киприан, Кирилл Иерусалимский, Афанасий, Исидор Пилусиот, Иероним, Амвросий, Августин и многие другие. Конечно, в приложении выражения к «духовному хлебу» нет, собственно, ничего, подлежащего возражениям. Однако в понимании этого «духовного хлеба» среди толкователей встречается такая разница, что это лишает их толкования почти всякого значения. Одни говорили, что под хлебом здесь понимается хлеб Таинства причащения, другие указывали на духовный хлеб – Самого Христа, причисляя сюда и Евхаристию, третьи – только на учение Христа. Таким толкованиям больше всего, по-видимому, противоречит слово «сегодня», а также и то обстоятельство, что в то время, когда произносил Свои слова Христос, согласно евангелисту, Таинство причащения еще не было установлено.

Переводы: «ежедневный» хлеб, «сверхъестественный», следует признать совершенно неточными.

Читатель видит, что из приведенных выше толкований лучшим представляется первое. При нем получает некоторое особенное значение и слово «наш», которое, говорят, хотя и «не представляется излишним», но могло бы быть и опущено. По нашему мнению, наоборот, оно имеет смысл, и довольно важный. Какой хлеб и по какому праву мы можем считать «нашим»? Конечно, тот, который приобретается нашими трудами. Но так как понятие о заработанном хлебе весьма растяжимо, – один трудится много и приобретает мало, другой трудится мало и приобретает много, – то понятие о «нашем», т.е. заработанном, хлебе ограничивается словом «насущный», т.е. необходимый для жизни, и затем словом «сегодня». Хорошо было сказано, что здесь просто указывается на золотую середину между бедностью и богатством. Соломон молился: «нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом» (Притч. 30:8).

Мф.6:12. и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

Русский перевод точен, если только признать, что «оставляем» (в славянской Библии) – ἀφίεμεν действительно поставлено в настоящем времени, а не в аористе (ἀφήκαμεν), как в некоторых кодексах. Слово ἀφήκαμεν имеет «лучшую аттестацию». Тишендорф, Элфорд, Весткот, Хорт ставят ἀφήκαμεν – «мы оставили», но Вульгата – настоящее (dimittimus), так же Иоанн Златоуст, Киприан и другие. Между тем разница в смысле, смотря по тому, примем мы то или другое чтение, получается значительная. Прости нам грехи наши, потому что мы сами прощаем или уже простили. Всякий может понять, что второе, так сказать, категоричнее. Прощение нами грехов ставится как бы условием для прощения нас самих, наша земная деятельность здесь служит как бы образом для деятельности небесной. Образы заимствованы от обыкновенных заимодавцев, дающих взаймы деньги, и должников, их получающих и затем возвращающих. Пояснением прошения может служить притча о богатом, но милостивом царе и безжалостном должнике (Мф. 18:23–35). Греческое слово ὀφειλέτης означает должника, который должен уплатить кому-нибудь ὀφείλημα, денежный долг, чужие деньги (aes alienum). Но в более обширном смысле ὀφείλημα означает вообще какие-нибудь обязательства, всякую плату, подать, а в рассматриваемом месте слово это поставлено вместо слова «грех», «преступление» (ἀμαρτία, παράπτωμα). Слово употреблено здесь по образцу еврейского и арамейского «лов», которое означает и денежный долг (debitum), и вину, преступление, грех (culpa, reatus, peccatum).

Второе предложение («как и мы прощаем» и прочее) издавна приводило толкователей в большое затруднение. Прежде всего рассуждали о том, что понимать под словом «как» (ὡς), – принимать ли его в строжайшем смысле или в более легком, применительно к человеческим слабостям. Понимание в строжайшем смысле приводило многих церковных писателей в трепет от того, что сам размер или количество божественного прощения наших грехов вполне определяется размерами нашей собственной способности или возможности прощения грехов нашим ближним. Другими словами, божественное милосердие определяется здесь человеческим милосердием. Но так как человек не способен к такому же милосердию, какое свойственно Богу, то положение молящегося, не имевшего возможности примириться, заставляло многих содрогаться и трепетать.

Автор приписываемого святителю Иоанну Златоусту сочинения «Opus imperfectum in Matthaeum» свидетельствует, что в древней Церкви молящиеся второе предложение пятого прошения совсем опускали. Один писатель советовал: «Говоря это, о, человек, если будешь делать так, т.е. молиться, думай о том, что сказано: «страшно впасть в руки Бога Живаго» (Евр. 10:31)». Некоторые, по свидетельству Августина, старались сделать как бы некоторый обход и вместо грехов разумели денежные обязательства. Златоуст, по-видимому, желал устранить затруднение, когда указывал на различие отношений и обстоятельств: «Отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд, произносимый о нас. Какой ты сам произносишь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе. Если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние – хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, Сам ни в чем не имея нужды. Ты прощаешь собрату, а Бог – рабу, ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен». Современные ученые также не чужды сознания этих трудностей и стараются объяснить слово «как» (ὡς), – по-видимому, правильно, – в несколько смягченном виде. Строгое понимание этой частицы не допускается контекстом. В отношениях между Богом и человеком, с одной стороны, и человеком и человеком – с другой, не наблюдается полного равенства (paritas), а есть только сходство довода (similitudo rationis). Царь в притче оказывает рабу больше милосердия, чем раб – своему товарищу. Ὡς можно переводить словом «подобно» (similiter). Здесь подразумевается сравнение двух действий по роду, а не по степени.

В заключение скажем, что мысль о прощении грехов от Бога под условием прощения грехов нашим ближним была, по-видимому, чужда по крайней мере язычеству. По словам Филострата (Vita Apollonii, I, 11), Аполлоний Тианский предложил и рекомендовал молящемуся обращаться к богам с такой речью: «Вы, о боги, заплатите мне мои долги, – мне должное» (ὦς θεοί, δοίητέ μοι τὰ ὀφειλόμενα).

Мф.6:13. и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Слова «и не введи» сразу же дают понять, что Бог вводит в искушение, есть причина его. Другими словами: если мы не будем молиться, то можем впасть в искушение от Бога, Который введет нас в него. Но возможно ли и каким образом возможно приписывать такое дело Высочайшему Существу? С другой стороны, такое понимание шестого прошения, по-видимому, противоречит словам апостола Иакова, который говорит: «в искушении (во время, среди искушения) никто не говори: Бог меня искушает, потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого» (Иак. 1:13). Если так, то зачем молитва к Богу, чтобы Он не вводил нас в искушение? Он и без молитвы, по апостолу, никого не искушает и не будет искушать. В другом месте тот же апостол говорит: «с великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения» (Иак. 1:2). Отсюда можно заключить, что, в некоторых по крайней мере случаях, искушения бывают даже полезны и потому об избавлении от них молиться нет надобности. Если мы обратимся к Ветхому Завету, то найдем, что «Бог искушал Авраама» (Быт. 22:1); «гнев Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду» (2 Цар. 24:1; ср. 1 Пар. 21:1). Мы не объясним этих противоречий, если не признаем, что Бог попускает зло, хотя и не является виновником зла. Причиной зла служит свободная воля свободных существ, которая раздваивается вследствие греха, т.е. принимает или доброе, или злое направление. Вследствие существования в мире добра и зла мировые действия или явления разделяются также на злые и добрые, зло появляется подобно тому, как муть среди чистой воды или как отравленный воздух в чистом. Зло может существовать независимо от нас, но мы можем сделаться в нем участниками в силу того, что живем среди зла. Глагол εἰσφέρω, употребленный в рассматриваемом стихе, не так силен, как εἰσβάλλω; первым не выражается насилия, вторым – выражается. Таким образом «не введи нас в искушение» значит: «не вводи нас в такую среду, где существует зло», не допускай этого. Не допускай того, чтобы мы, вследствие своего неразумия шли в сторону зла, или, чтобы зло надвинулось на нас независимо от нашей вины и воли. Такая просьба естественна и была вполне понятна слушателям Христа, потому что основывается на глубочайшем знании человеческой природы и мира.

По-видимому, здесь нет особенной надобности рассуждать о самом характере искушений, из которых одни представляются полезными для нас, а другие – вредными. В еврейском существуют два слова, «бахан» и «наса» (оба слова употреблены в Пс. 25:2), которые значат «испытывать» и употребляются чаще о справедливом, чем несправедливом испытании. В Новом Завете обоим этим словам соответствует только одно – πειρασμός, а Семьдесят толковников переводят их двумя (δοκιμάζω и πειράζω). Цель искушений может состоять в том, чтобы человек был δόκιμος – «испытан» (Иак. 1:12), и такая деятельность может быть свойственна Богу и полезна для людей. Но если христианин, согласно апостолу Иакову, должен радоваться, когда впадает в искушение, потому что вследствие этого он может оказаться δόκιμος и «получит венец жизни» (Иак.1:12), то и в этом случае он должен «молиться о сохранении от искушений, потому что он не может утверждать, что преодолеет испытание – δόκιμος. Так Христос называет блаженными тех, которых преследуют и злословят за имя Его (Мф.5:10–11), но какой христианин будет искать злословия и преследований, и даже сильно к ним стремиться?» (Толюк, ). Тем опаснее для человека искушения от диавола, который называется πειραστής, πειράζων. Это слово со временем получило худое значение, как и употребленное несколько раз в Новом Завете πειρασμός. Отсюда под словами «не введи нас в искушение» можно понимать искушение не от Бога, а от диавола, который действует на наши внутренние склонности и этим ввергает нас в грех. Понимание «не введи» в позволительном смысле: «не попускай, чтобы мы были искушаемы» (Евфимий Зигавин), и πειρασμός в особенном смысле, в смысле искушения, которого мы не можем перенести, нужно отвергнуть, как ненужное и произвольное. Если, таким образом, искушение в рассматриваемом месте означает искушение от диавола, то такое объяснение должно повлиять на последующее значение слов «от лукавого» – τοῦ πονηροῦ.

С этим словом мы уже встречались, здесь оно переводится в русском и славянском неопределенно – «от лукавого», в Вульгате – а malo, в немецком переводе Лютера – von dem Uebel, в английском – from evil (тж. имеется англ. вариант from the evil one. – Прим. ред .), т.е. от зла. Такой перевод оправдывается тем, что если бы здесь следовало понимать «от диавола», то была бы тавтология: не введи нас во искушение (подразумевается – от диавола), но избавь нас от диавола. Τὸ πονηρόν в среднем роде с артиклем и без существительного означает «зло» (см. комментарии к Мф. 5:39), а если бы Христос разумел здесь диавола, то, как справедливо замечают, мог бы сказать: ἀπὸ τοῦ διαβόλου или τοῦ πειράζοντος. В связи с этим следует объяснять и «избави» (ῥῦσαι). Глагол этот соединяется с двумя предлогами «от» и «из», и это, по-видимому, определяется реальным значением такого рода соединений. О человеке, погрузившемся в болото, нельзя говорить: избавь его от (ἀπό), но из (ἐκ) болота. Можно было бы предполагать поэтому, что в 12-м стихе лучше было бы употребить «из», если бы здесь говорилось о зле, а не диаволе. Но в этом нет надобности, потому что из других случаев известно, что «избавлять из» указывает на действительную, уже наступившую опасность, «избавлять от» – предполагаемую или возможную. Значение первого сочетания «избавлять от», второго – «предохранять», причем не устраняется вовсе мысли и об избавлении от уже существующего зла, которому человек уже подвержен.

В заключение заметим, что изложенные в данном стихе два прошения многими сектантами (реформатами, арминианами, социнианами), считаются за одно, так что молитва Господня имеет только шесть прошений.

Славословие принимают Иоанн Златоуст, Постановления Апостольские, Феофилакт, протестанты (в немецком переводе Лютера, в английском переводе), также славянский и русский тексты. Но есть некоторые основания думать, что оно не было сказано Христом, и поэтому его не было в первоначальном евангельском тексте. На это прежде всего указывают различия в произнесении самих слов, которые можно наблюдать и в наших славянских текстах. Так, в Евангелии: «яко Твое есть Царствие и сила и слава во веки, аминь», но священник произносит после «Отче наш»: «яко Твое есть Царство и сила и слава, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков». В греческих текстах, дошедших до нас, подобные отличия еще заметнее, чего не могло бы быть, если бы славословие было заимствовано из подлинного текста. Его нет в древнейших манускриптах и Вульгате (только «аминь»), оно не было известно Тертуллиану, Киприану, Оригену, свт. Кириллу Иерусалимскому, Иерониму, Августину, свт. Григорию Нисскому и другим. Евфимий Зигавин прямо говорит, что оно «приложено церковными толкователями». Вывод, который можно сделать из 2 Тим. 4:18, по словам Элфорда, скорее говорит против славословия, чем в пользу его. Единственное, что можно сказать в его пользу, это то, что оно находится в древнем памятнике «Учении 12 апостолов» (Didache XII apostolorum, 8, 2) и в сирийском переводе Пешито. Но в «Учении 12 апостолов» оно имеется в такой форме: «потому что Твоя есть сила и слава вовеки» (ὅτι σοῦ ἐστιν ἡ δύναμις καὶ ἡ δόξα εἰς τοὺς αἰῶνας); а Пешитта «не стоит вне подозрений в некоторых интерполяциях и прибавках из лекционариев». Предполагают, что это была богослужебная формула, с течением времени внесенная в текст молитвы Господней (ср. 1 Пар. 29:10–13). Первоначально было внесено только, может быть, слово «аминь», а затем эта формула была распространена отчасти на основании существовавших богослужебных формул, а отчасти прибавкой произвольных выражений, подобно тому, как распространены в нашей церковной (и католической) песни «Богородице Дево, радуйся» евангельские слова, сказанные Архангелом Гавриилом. Для толкования евангельского текста славословие или вовсе не имеет значения, или имеет только небольшое.

Мф.6:14. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный,

Мф.6:15. а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

(Ср. Мф. 18:35; Мк. 11:25–26.)

Мф.6:16. Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

Буквально: «Когда же поститесь, не будьте, как лицемеры, унылые. Они помрачают лица свои, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, они получают награду свою». В Библии рассказывается много случаев, когда постящиеся надевали траурные одежды и посыпали пеплом свои головы в знак скорби. Еврейские названия поста указывают преимущественно на смирение и сокрушение сердца, и Семьдесят переводят эти названия через ταπεινοῦν τὴν ψυχήν – смирять душу. В талмудических трактатах Таанит (пост) и Иома встречается несколько предписаний о посте. Нисколько не удивительно, что с течением времени здесь развилось грубое лицемерие, которое и обличает Христос. «Унылы» (σκυθρωποί, от σκύθρος – угрюмый, и ὤψ – лицо; ср. Лк. 24– у Семидесяти; Быт. 40:7; Неем. 2:1; Сир. 25– русский перевод; Дан. 1:10, – πρόσωπα σκυθρωπά) можно перевести еще «мрачный» или «печальный». Пророк Исаия (Ис. 61:3) характеризует пост (сетование) пеплом, плачем и унылым духом (ср. Дан. 10:3; 2 Цар. 12:20). Лицемеры особенно пользовались этими способами, чтобы привлечь внимание на свои посты, сделать их заметными. Что касается ἀφανίζω, переведенном в русском «принимают на себя мрачные лица», то смысл его понимается различно и для объяснения его было много написано. Златоуст понимал его в смысле «искажать» (διαφθείρουσιν, ἀπολλύουσιν – последнее означает «губить»). Указываемые Мейером примеры такого искажения в Библии (2 Цар. 15:30; Есф. 6:12) едва ли сюда подходят. Ἀφανίζω вообще значит затемнять, делать неясным, неузнаваемым. Некоторые объясняли это в том смысле, что лицемеры загрязняли, пачкали свое лицо, хотя это и позднейшее значение слова (в древности оно употреблялось в смысле совершенно закрывать – τελεως ἀφανῆ ποιῆσαι). В смысле «пачкать», «загрязнять», по-видимому, употреблялось это слово у классиков: они произносили его о женщинах, которые «красятся». Поэтому, говорит Элфорд, намек здесь не на закрытие лица, на что можно было бы смотреть как на знак скорби, а на нечистоту лица, волос, бороды и головы. На это указывает и дальнейший контраст – 17-й стих. Справедливо видят здесь игру слов (ἀφανίζουσι – φανῶσι), понятную, конечно, только на греческом языке.

Мф.6:17. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое,

Здесь почти точное соответствие с постановлениями Таанит и Иомы. Только там это служило признаком прекращения поста, а здесь – его начала и продолжения. Думали, что Спаситель говорит только о частных постах, при которых возможно соблюдение данных Им постановлений. Что же касается общественных постов, то неудобно было бы выступать с умытым лицом и веселым видом в то время, когда все другие вели себя иначе. Но такое различие, по-видимому, не необходимо; и тот и другой пост для лицемеров мог служить поводом для показухи, и эта последняя осуждается для всех видов поста. По учению Спасителя пост должен быть во всех случаях тайным, внутренним расположением человека в его отношении к Богу, постом для Бога, а не для человека.

Мф.6:18. чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Конструкция и выражения этого стиха весьма сходны с 6-м стихом. Слово «втайне» 6-го стиха (ἐν τῷ κρυπτῷ) заменено два раза ἐν τῷ κρυφαίῳ. Никакой разницы по смыслу между этими выражениями нет, хотя и трудно объяснить, почему одно выражение заменено другим. Последнего слова «явно», как и в 6-м стихе, нет почти во всех унциальных, более чем 150 курсивных, в главных древних переводах и у важнейших церковных писателей. Думают, что это выражение внесено сюда с полей какого-нибудь древнего манускрипта.

Мф.6:19. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут,

В этом стихе Спаситель сразу же переходит к речи о таком предмете, который не имеет, по-видимому, никакой связи с предыдущими Его наставлениями. Цан объясняет эту связь так: «Иисус, говоривший Своим ученикам в слух иудейской толпы, проповедует здесь не вообще против языческого и мирского образа мышления (ср. Лк. 12:13–31), а показывает несовместимость такового с благочестием, о котором ученики должны и будут заботиться. Именно здесь и находится связь с предыдущими частями речи. Фарисеи считались до того времени в народе преимущественно людьми благочестивыми, но с благочестивой ревностью, которой для них ни разу не отрицал Иисус Христос, связывались у многих фарисеев и раввинов мирские интересы. Рядом с гордостью (Мф. 6:2, 5, 16, 23:5–8; Лк. 14:1, 7–11; Ин. 5:44, 7:18, 12:43) указывается преимущественно на их любовь к деньгам. Таким образом и рассматриваемый отдел служит к объяснению Мф. 5:20».

Можно принять, что такое мнение вполне точно раскрывает, в чем заключается связь, если только она действительно существует между этими разными разделами. Но связь можно выразить и яснее. Мы думаем, что вся Нагорная проповедь представляет из себя ряд очевидных истин и что отыскать между ними связь иногда чрезвычайно трудно, подобно тому, как трудно отыскать ее в словаре между словами, напечатанными на одной и той же странице. Нельзя не видеть, что мнение Цана о таковой связи отличается некоторой искусственностью, и, во всяком случае, такую связь едва ли могли усматривать ученики, которым говорил Иисус Христос, и народ. На основании этих соображений мы имеем полное право считать данный стих началом нового раздела, где говорится о совершенно новых предметах, и притом без ближайшего отношения к фарисеям или язычникам.

Христос в Нагорной проповеди не столько обличает, сколько научает. Он пользуется обличениями не ради них самих, а опять – для той же цели – научить. Если и можно предполагать связь между разными разделами Нагорной проповеди, то она заключается, по-видимому, в разнообразии указаний на извращенные понятия о праведности, какие свойственны естественному человеку. Нить Нагорной проповеди – описание этих извращенных понятий и затем разъяснение, каковы должны быть истинные, правильные понятия. К числу извращенных понятий грешного и естественного человека относятся и его понятия и взгляды на мирские блага. И здесь Спаситель опять предоставляет людям сообразоваться с данным Им учением, оно является только светом, при котором возможна нравственная работа, имеющая целью нравственное усовершенствование человека, но не самой этой работой.

Правильный и общий взгляд на земные сокровища заключается в следующем: «не собирайте себе сокровищ на земле». Нет надобности рассуждать, как это делает Цан, о том, разумеются ли здесь только «большие накопления», «собирание больших капиталов», наслаждение ими скупца, или также и собирание незначительных капиталов, заботы о насущном хлебе. Спаситель, по-видимому, не говорит ни о том, ни о другом. Он высказывает только правильный взгляд на земные богатства и говорит, что их свойства сами по себе должны препятствовать тому, чтобы люди относились к ним с особенной любовью, приобретение их ставили целью своей жизни. Свойства земных богатств, указанные Христом, должны напоминать людям о нестяжательности, и последняя должна определять отношение человека к богатству и вообще к земным благам. С этой точки зрения богатый человек может быть так же нестяжателен, как и бедный. Всякие, даже «большие накопления» и «собирание больших капиталов» могут быть правильны и законны с нравственной точки зрения, если только в эти действия человека вносится дух нестяжательности, указанный Христом. Христос не требует от человека аскетизма.

«Не собирайте себе сокровищ на земле» (μὴ θησαυρίζετε θησαυρούς) лучше, по-видимому, перевести так: не цените сокровищ на земле, причем «на земле» будет, конечно, относиться не к сокровищам, а к «не цените» («не собирайте»). Т.е. не собирайте на земле. Если бы «на земле» относилось к «сокровищам», т.е. если бы здесь подразумевались «земные» сокровища, то, во-первых, стояло бы, вероятно, θησαυρούς τοὺς ἐπὶ τῆς γῆς, так же было бы в следующем стихе или, может быть, τοὺς θησαυρούς ἐπὶ τῆς γῆς. Но указание Цана, что если бы «на земле» относилось к сокровищам, то следовало бы ожидать οὕς вместо поставленного здесь ὅπου, едва ли может быть принято, потому что οὕς могло бы стоять и в том, и другом случае. Почему мы не должны собирать себе сокровищ на земле? Потому что (ὅπου ηαβετ ᾳιμ αετιολογιαε) там «моль и ржа истребляют и воры подкапывают и крадут». «Моль» (σής) – сходно с еврейским словом «сас» (Ис. 51– только один раз в Библии) и имеет одинаковое значение, – следует принимать вообще за какое-нибудь вредное насекомое, которое вредит имуществу. Также и слово «ржа», т.е. ржавчина. Под этим последним словом нужно понимать тление всякого рода, потому что Спаситель не хотел, конечно, сказать того, что не следует сохранять только тех предметов, которые подвержены порче со стороны моли или ржавчины (хотя буквальный смысл этих слов и таков), а выразился только в общем смысле; в том же смысле сказаны и последующие слова, потому что причиной убытков бывает не только подкапывание и кражи в буквальном смысле. Параллельное место у Иак. 5:2–3. У раввинов для обозначения ржавчины было расхожее слово «халюда» (Толюк, 1856).

Мф.6:20. но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут,

Противоположение предыдущему. Разумеются, очевидно, духовные сокровища, которые не подлежат такому же истреблению, как земные. Но ближе, в чем именно должны состоять эти духовные сокровища, не определяется (ср. 1 Пет. 1:4–9; 2 Кор. 4:17). Объяснения здесь требует только «не истребляют» (ἀφανίζει – то же слово, какое употреблено в 16-м стихе о лицах). Ἀφανίζω (от φαίνω) здесь означает «удалять из вида», отсюда – губить, погублять, истреблять. В остальном конструкция и выражение такие же, как и в 19-м стихе.

Мф.6:21. ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Смысл ясен. Жизнь человеческого сердца сосредоточивается на том и около того, что человек любит. Человек не только любит те или иные сокровища, но и живет или старается жить около них и вместе с ними. Смотря по тому, какие сокровища человек любит, земные или небесные, и жизнь его бывает или земной или небесной. Если в сердце человека преобладает любовь к земным сокровищам, то небесные отходят для него на задний план, и наоборот. Здесь в словах Спасителя глубокое обличение и объяснение тайных, сердечных человеческих помышлений. Как часто мы заботимся, по-видимому, только о небесных сокровищах, но сердцем своим привязаны бываем только к земным, и самые наши стремления к небу бывают только видимостью и предлогом для сокрытия от посторонних взоров нашего любвеобилия к сокровищам только земным.

Вместо «ваше» Тишендорф, Весткот, Хорт и другие – «сокровище твое», «сердце твое». Так на основании лучших авторитетов. Может быть, в recepta и многих курсивных «твое» заменено словом «ваше» для согласования с Лк. 12:34, где «ваше» не подлежит сомнению. Цель употребления «твое» вместо «ваше», может быть, заключалась в том, чтобы обозначить индивидуальность сердечных склонностей и стремлений человека со всем их бесконечным разнообразием. Один любит одно, другой – другое. Знакомое всем выражение «у меня сердце лежит» или «не лежит к тому-то» почти равнозначно евангельскому выражению данного стиха. Его можно перефразировать так: «где находится то, что ты считаешь своим сокровищем, туда будут направляться и сердечные помыслы твои, и любовь твоя».

Мф.6:22. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло;

Мф.6:23. если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Толкование этого места у древних церковных писателей отличалось простотой и буквальным пониманием. Златоуст принимает «чистый» (ἁπλοῦς) в значении «здоровый» (ὑγιής) и толкует так: «Ибо как глаз простой, т.е. здоровый, освещает тело, а если худ, т.е. болезнен, затемняет, так и ум потемняется от заботы». Иероним: «Как все тело наше бывает во тьме, если глаз не прост (simplex), так, если и душа потеряла свой первоначальный свет, то все чувство (чувственная сторона души) остается во мраке». Августин понимает под глазом намерения человека, – если они будут чисты и правильны, то и все наши дела, исходящие из наших намерений, хороши.

Иначе смотрят на это дело некоторые современные экзегеты. «Идея 22-го стиха, – говорит один из них, – довольно наивна – будто глаз есть орган, через который свет находит доступ ко всему телу, и будто существует духовное око, через которое входит духовный свет и освещает всю личность человека. Это духовное око должно быть чисто, иначе свет не может входить и внутренний человек живет во тьме». Но даже с точки зрения современной науки какой же другой орган может быть назван светильником (хотя бы для тела), как не глаз? Идея 22-го стиха поэтому вовсе не так «наивна», как воображают, тем более что Спаситель не употребляет выражений «находит доступ», «входит», какие употребляются людьми, знакомыми с последними выводами естественных наук. Гольцман называет глаз «специфическим световым органом (Lichtorgan), которому тело обязано всеми своими световыми впечатлениями». Несомненно, что глаз есть орган для их восприятия. Если глаз не чист, то, – какое бы из этих выражений мы ни выбрали, – получаемые нами световые впечатления не будут иметь такой живости, правильности и силы, какие бывают у здорового глаза. Это правда, что с современной научной точки зрения выражение: «светильник для тела есть око», могло бы показаться не совсем ясным и научно правильным. Но Спаситель и не говорил современным нам научным языком. С другой стороны, и современная наука не чужда подобных неточностей, например, «солнце восходит и заходит», тогда как солнце остается неподвижным, и никому нельзя ставить подобных неточностей в вину. Итак, выражение должно считаться правильным и равносильно современному научному выражению: глаз есть орган для восприятия световых впечатлений. При таком понимании нет надобности вводить дальнейших рассуждений, будто противоположными рассуждениями этого и дальнейшего стиха внушается контраст между щедростью и милостыней, и что по иудейской аксиоме «хороший глаз» есть метафорическое обозначение щедрости, «худой глаз» – скаредности. Это правда, что в нескольких местах СвященногоПисания «жадный» и «завистливый» глаз употребляются в этом смысле (Втор. 15:9, 28:54–56; Притч. 23:6, 28:22, 22:9; Тов. 4:7; Сир. 14:10). Но в рассматриваемом месте нет речи ни о щедрости, ни о милостыне, а просто выясняется, каково должно быть отношение человека к земным благам. В этом последнем и связь 22-го и 23-го стихов с предшествующею речью. Тусклый, помраченный, больной глаз любит больше созерцать земное, для него тяжело смотреть на яркий свет, на небесное. По словам Бенгеля, в Священном Писании слова, выражающие простоту (ἁπλοῦς, ἀπλότης), никогда не употребляются в отрицательном смысле. Простой и добрый, имеющий небесные намерения, стремящийся к Богу – одно и то же.

В 23-м стихе – противоположение предыдущей речи. Последние предложения этого стиха всегда представлялись трудными. Можно наблюдать в этом месте чрезвычайно поэтическую и тонкую игру слов и переводить так же, как в нашем русском (в славянском переводе – «тма кольми» – точно, но неясно) и Вульгате (ipsae tenebrae quantae sunt), не относя слова «тьма» к «внутренним помыслам человека, его страстям и наклонностям». Последний смысл только дальнейший и несобственный, поскольку образы и метафоры служат обозначением внутренних духовных отношений. Метафора основывается на различии степеней тьмы, начиная от недостатка света, сумерек и кончая полным мраком. Глаз нездоров (πονηρός) в противоположность здоровому (ἁπλοῦς), и тело освещается только отчасти; иначе сказать, глаз только отчасти воспринимает световые, и притом неверные, впечатления. Так что «если свет в тебе» равняется тьме, то «сколько тьмы». Гримм объясняет это выражение так: «Если свет твой внутренний есть тьма (темен), т.е. если ум лишен способности разумения, то как велика будет тьма (насколько больше она достойна сожаления в сравнении с слепотой тела)». Σκότος относится к так называемым «колеблющимся» выражениям у классиков, которые употребляют его и в мужском и среднем роде. В Мф. 6– средний род и употреблено в значении «нездоровье», «пагуба» (ср. Ин. 3: 19; Деян. 26:18; 2 Кор. 4:6 – Кремер).

Мф.6:24. Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.

Вместо «одному усердствовать» лучше «одного предпочитать и другим пренебрегать» (в славянском переводе: «или единаго держится, о друзем же нерадити начнет»). Обращает на себя прежде всего реальный смысл выражения: бывает ли действительно так, что человек не может служить двум господам? На это можно сказать, что нет правила без исключений. Но обыкновенно бывает так, что когда «много хозяев», то рабская служба не только трудна, но и невозможна. Даже в практических целях производится поэтому сосредоточение одной власти в одних руках. Затем обращает внимание конструкция речи. Не сказано: «одного (τὸν ἕνα) будет ненавидеть и одного презирать», потому что в этом случае получилась бы ненужная тавтология. Но одного будет ненавидеть, одного будет предпочитать, другого будет любить, другого ненавидеть. Указываются два господина, резко отличающиеся по характеру, что, по-видимому, выражено словом ἕτερος, которое (в отличие от ἄλλος) вообще означает родовое различие. Они совершенно разнородны и разнохарактерны. Поэтому «или» «или» – не повторения, но предложения, обратные одно другому. Мейер выражает это так: «Будет ненавидеть А и любить Б, или будет предпочитать А и презирать Б». Указываются на разные отношения людей к двум господам, начиная с полной преданности и любви с одной стороны и ненависти с другой, и кончая простым, хотя бы даже и лицемерным, предпочтением или презрением. В промежутке между этими крайними состояниями можно подразумевать различные отношения большей или меньшей силы и напряженности. Опять чрезвычайно тонкое и психологическое изображение людских отношений. Из этого делается вывод, оправдываемый взятыми образами, хотя и без οὖν: «не можете служить Богу и мамоне», – не просто «служить» (διακονεῖν), но быть рабами (δουλεύειν), находиться в полной власти. Очень хорошо объясняет это место Иероним: «Ибо кто раб богатства, оберегает богатства, как раб; а кто сверг с себя рабское иго, тот распоряжается ими (богатствами), как господин». Слово мамона (не маммона и не маммонас, – удвоение «м» в этом слове доказано очень слабо, Бласс) означает всякие роды обладания, наследия и приобретения, вообще всякое имущество и деньги. Находилось ли это, поздне́е образовавшееся слово в еврейском, или оно может быть сведено к арабскому слову, сомнительно, хотя Августин и утверждает, что mammona у евреев называются богатства и что с этим согласуется пуническое название, потому что lucrum на пуническом языке выражается словом mammon. У сирийцев в Антиохии слово было обычно, так что Златоуст не счел нужным объяснить его, подставив вместо него χρυσός (золотая монета – Цан). Тертуллиан переводит мамона словом nummus. Что мамона есть название языческого бога – это средневековая басня. Но маркиониты объясняли его преимущественно об иудейском боге, а святитель Григорий Нисский считал его именем диавола Веельзевула.

Мф.6:25. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?

Связь с предыдущим стихом выражена через διὰ τοῦτο – поэтому, «посему», по этой причине. Спаситель говорит здесь как бы так: «Так как вы не можете собирать сокровищ одновременно и на земле и на небе, потому что это значило бы служить двум господам, то оставляйте поэтому мысли о земных сокровищах, и даже о самом необходимом для вашей жизни». Согласно Феофилакту, Спаситель «есть здесь не препятствует, а препятствует говорить: что будем есть? Так говорят богачи с вечера: что будем есть завтра? Видишь, что Спаситель здесь запрещает изнеженность и роскошь». Иероним замечает, что слово «пить» добавлено только в некоторых кодексах. Слова «и что пить» опущены у Тишендорфа, Весткота, Хорта, в Вульгате и многих других. Смысл почти не изменяется. Слова «для души» противополагаются дальнейшим «для тела», но их нельзя принимать в значении только души, а, как правильно замечает об этом Августин, для жизни. Иоанн Златоуст говорит, что «для души» сказано не потому, чтобы она нуждалась в пище, и что здесь просто Спаситель обличает дурной обычай. Дальнейшего слова нельзя перевести через «жизнь», не больше ли жизнь пищи и тело одежды? Стало быть ψυχή имеет здесь какое-нибудь другое значение. Нужно думать, что здесь подразумевается нечто близкое к sоma – живой организм, и что yuc» употреблено в каком-нибудь простонародном смысле, вроде того, как у нас выражаются: душа не принимает и т.п.

Мф.6:26. Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?

Можно ли человеку жить как птицы небесные? Невозможность этого заставила древних толкователей объяснять стих в аллегорическом смысле. «И так что же? – спрашивает Златоуст. – Не нужно и сеять? Но Спаситель не сказал: не должно сеять и совершать полезный труд, но что не должно быть малодушным и бесполезно предаваться заботам». Позднейшие писатели (в т.ч. Ренан) позволяли себе даже глумиться над этим изречением и говорили, что Христу можно было проповедовать так в стране, где насущный хлеб добывается без особенных забот, но что слова Его совершенно неприложимы к людям, живущим в более суровых климатических условиях, где забота об одежде и пище необходима и сопряжена иногда с большими трудностями. В народном употреблении сделавшееся почти пословицей выражение «жить как птицы небесные» стало обозначать легкомысленную, бездомную и беззаботную жизнь, которая, конечно, предосудительна. Истинное значение этих выражений заключается в том, что Спаситель только сравнивает людскую жизнь с жизнью птиц небесных, но вовсе не учит тому, что люди должны жить так же, как они. Мысль сама по себе правильна и выражена ярко. В самом деле, если Бог заботится о птицах, то почему же люди должны поставлять себя вне Его заботы? Если они уверены, что Промысл Божий заботится о них не менее, чем о птицах, то этой уверенностью определяется вся их деятельность относительно пищи и одежды. Заботиться о них нужно, но при этом нужно и помнить, что пища и одежда для людей есть в то же время и предмет заботы и попечения Божиих. Это должно отклонять от отчаяния бедняка и в то же время сдерживать богача. Между полным отсутствием заботы и излишним, скажем даже, болезненным попечением, существует множество промежуточных стадий, и во всех один и тот же принцип – надежда на Бога – должен действовать одинаково.

Для примера избраны птицы небесные, чтобы яснее выразить, кому человек должен подражать. Слово «небесные» не излишне и указывает на свободу и приволье жизни птиц. Под птицами не разумеются хищные, потому что для характеристики избраны выражения, указывающие на таких птиц, которые питаются зернами. Это самые незлобивые и чистые из птиц. Выражение «птицы небесные» встречается у Семидесяти – они передают так еврейское выражение «йоф гa-шамаим».

Мф.6:27. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?

Греческое слово ἡλικία означает и рост, и возраст. Многие комментаторы предпочитают переводить его словом «возраст», т.е. продолжение жизни. В сходном смысле употреблено подобное же выражение в Пс. 38:6: «вот Ты дал мне дни, как пяди», т.е. очень короткие дни. Но против такого толкования возражают, что если бы Спаситель имел в виду продолжение жизни, то Ему было бы весьма удобно употребить вместо «локоть» (πῆχυς) какое-нибудь другое слово, обозначающее время, например мгновение, час, день, год. Далее, если бы Он говорил о продолжении жизни, то Его мысль была бы не только не совсем понятна, но и неверна, потому что при помощи забот и попечения мы, по крайней мере большей частью, можем прибавить к своей жизни не только дни, но и целые годы. Если согласиться с таким толкованием, то «вся медицинская профессия показалась бы нам ошибкой и нелепостью». Значит, под словом ἡλικία нужно понимать не возраст, а рост. Но при таком толковании мы встречаемся с не меньшими трудностями. Локоть есть мера длины, может быть и мерой роста, она равняется приблизительно 46 см. Едва ли Спаситель хотел сказать: кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя бы на один локоть и сделаться, таким образом, исполином или великаном? Сюда присоединяется и еще одно обстоятельство. В параллельном рассматриваемому месте у Луки (Лк. 12: 25–26) говорится: «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть? Итак, если малейшего сделать не можете; что заботитесь о прочем?» Прибавка роста на один локоть здесь считается делом малейшим. Для решения вопроса о том, какое из двух приведенных толкований верно, из филологического разбора обоих слов (возраст – ἡλικία, и локоть – πῆχυς) заимствовать можно мало. Первоначальное значение первого, несомненно, продолжение жизни, возраст, и только в позднейшем новозаветном оно получило значение и роста. В Новом Завете употребляется в обоих смыслах (Евр. 11:11; Лк. 2:52, 19:3; Ин. 9:21, 23; Еф. 4:13). Таким образом, выражение представляется одним из трудных. Для его правильного истолкования нужно прежде всего обратить внимание на то, что стих 27, несомненно, имеет ближайшее отношение к предшествующему стиху, а не к последующему. Эта связь в настоящем случае выражена частицею δέ. По словам Морисона, экзегеты мало обращали внимания на эту частицу. Связь речи такова. Отец ваш Небесный питает птиц небесных. Вы гораздо лучше их (μᾶλλον нет надобности переводить словом «больше»), следовательно, вы можете вполне надеяться, что Отец Небесный будет питать и вас, и притом без особенных забот и попечения с вашей стороны. Но если вы оставите надежду на Отца Небесного и сами будете прилагать много забот о пище, то это совершенно бесполезно, потому что сами, своими заботами не можете прибавить «своим питанием» роста человеку даже и на один локоть. Правильность этого толкования можно подтвердить тем, что в 26-м стихе говорится о телесном питании, которое, конечно, прежде всего способствует росту. Рост совершается естественно. Какое-нибудь усиленное питание не может прибавить к росту младенца даже одного локтя. Поэтому нет никакой надобности предполагать, что Спаситель говорит здесь о гигантах или великанах. Прибавление роста на локоть – это незначительная величина в человеческом росте. При таком объяснении устраняется всякое противоречие с Лукой.

Мф.6:28. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут;

Если человек не должен чрезмерно заботиться о питании, то для него также излишне большие заботы и об одежде. Вместо «посмотрите» в некоторых текстах «научитесь» или «поучитесь» (καταμάθετε) – глагол, подразумевающий больше внимания, чем «взгляните» (ἐμβλέψατε). Полевые лилии не летают по воздуху, а растут на земле, людям можно с большей легкостью наблюдать и изучать их рост (теперь – αὐξάνουσιν). Что касается самих полевых лилий, то одни разумеют здесь «императорскую корону» (fritillaria imperialis, κρίνον βασιλικόν), дикорастущую в Палестине, другие – amaryliis lutea, которая со своими золотисто-лиловыми цветками покрывает поля Леванта, третьи – так называемую Гулееву лилию, которая очень велика, имеет пышную корону и неподражаема по своей красоте. Она встречается, хотя, кажется, и редко, на северных склонах Фавора и холмах Назарета. «Сказав о необходимой пище и показав, что о ней не нужно заботиться, Он переходит далее к тому, о чем еще менее надобно заботиться, потому что одежда не так необходима, как пища» (свт. Иоанн Златоуст).

Мф.6:29. но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них;

(О славе Соломона см. 2 Пар. 9 и сл.)

Все человеческие украшения несовершенны в сравнении с природными. Человек до настоящего времени не мог превзойти природы в устройстве различных красот. Способы делать украшения совершенно естественными до настоящего времени еще не найдены.

Мф.6:30. если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!

Трава полевая отличается красотой, одевается так, как не одевался Соломон. Но обыкновенно она годится только на то, что ее бросают в печь. Вы заботитесь об одежде. Но вы несравненно превосходите полевые лилии, и потому можете надеяться, что Бог оденет вас еще лучше, чем полевые лилии.

«Маловеры» – слово не встречается у Марка, но однажды у Луки (Лк. 12:28). У Матфея 4 раза (Мф. 6:30, 8:26, 14:31, 16:8). В языческой литературе этого слова нет.

Мф.6:31. Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?

Смысл выражений тот же, что и в 25-м стихе. Но здесь мысль излагается уже в качестве вывода из предыдущего. Она блестяще доказана приведенными примерами. Смысл в том, что все наши попечения и заботы должны быть проникнуты духом надежды на Отца Небесного.

Мф.6:32. потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом.

Несколько странным с первого раза представляется здесь упоминание о язычниках (τὰ ἔθνη). Вполне хорошо объясняет это Иоанн Златоуст, говоря, что Спаситель потому здесь упомянул о язычниках, что они трудятся исключительно для настоящей жизни, не размышляя о будущем и небесном. Златоуст придает также значение обстоятельству, что Спаситель не сказал здесь Бог, а назвал Его Отцом. Язычники еще не стали в сыновнее положение к Богу, но слушатели Христа, с приближением Царства Небесного, уже становились. Поэтому Спаситель вселяет в них высшую надежду – на Небесного Отца, Который не может не видеть чад Своих, если они находятся в затруднительных и крайних обстоятельствах.

Мф.6:33. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.

Переведено точно и, однако, не согласно с подлинником. Согласно русскому переводу выходит, что «Его» относится к Царству, т.е. ищите Царства Божия и правды этого Царства, между тем в подлиннике, если бы местоимение «Его» относилось к Царству (βασιλεία), то вместо αὐτοῦ (мужского рода) стояло бы αὐτῆς. Значит, слово «Его» должно относиться к «Отец ваш на Небе» и смысл выражения таков: ищите прежде Царства и правды Отца вашего Небесного. В русском переводе это, впрочем, выражено тем, что «Его» напечатано с прописной буквы. Чтобы избежать всякой двусмысленности в греческом в нескольких кодексах прибавлено к τὴν βασιλείαν – τοα θεοα (в Вульгате и латинском переводе: regnum Dei, et justitiam ejus), а в некоторых τοῦ θεοῦ еще и после δικαιοσύνην, что излишне. Ватиканский кодекс перемещает: ищите прежде правды и Царства, – что вероятно вызвано тем соображением, что правда служит условием для вступления в Царство (Мф. 5:20) и потому должна стоять впереди. Встречающееся у Оригена, Климента и Евсевия изречение Христа: «просите многого и малое приложится вам; просите небесного и земное приложится вам», объясняет смысл данного стиха, но не вполне. «Ищите» здесь заменено «просите». Люди должны прежде всего стремиться к тому, чтобы на земле наступило или появилось Царство и правда Божии, всячески содействовать этому своей жизнью, поведением и верой. Это в положительном смысле, в отрицательном – уклоняться от всякой неправды (лжи, обмана, показности и т.п.), где бы она ни существовала. Если бы такое стремление было общим, то все остальное, чего язычники так усердно ищут и о чем так много заботятся, появится без особенных трудов и забот. Опыт действительно показывает, что благосостояние среди людей появляется не тогда, когда они все свое внимание сосредоточивают в мирских интересах и своекорыстии, а когда ищут правды. Благосостояния людей никогда не отрицает Христос.

Мф.6:34. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.

Святитель Иоанн Златоуст объясняет эти слова так: «Не сказал – не заботьтесь, но не заботьтесь о завтрашнем дне». Если принять это толкование отдельно и без связи с другими толкованиями, то получается некоторая двусмысленность. О завтрашнем дне не следует заботиться, но зато следует заботиться о других, дальнейших днях. Можно думать, что Спаситель вообще дает здесь наставление не заботиться о будущем, что ясно из контекста. Поэтому о завтрашнем дне сказано в общем смысле и, может быть, потому, что он бывает обыкновенно предметом наших ближайших и особенных забот.

. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтоб они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного.

Возведя к самой высшей добродетели – любви, Господь восстает теперь против тщеславия, которое следует за добрыми делами. Обратите внимание, что говорит: остерегайтесь! говорит как бы о звере лютом. Берегись, чтобы он не растерзал тебя. Но если умеешь ты творить милосердие и пред людьми, однако не для того, чтобы смотрели, не подвергнешься осуждению. Но если имеешь своей целью тщеславие, то хотя бы делал то и в клети своей, будешь осужден. наказывает или увенчивает намерение.

. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди.

Лицемеры не имели труб, но Господь осмеивает здесь их намерение, так как они желали, чтобы об их милостыне трубили. Лицемеры – это те, которые по виду являются другими, чем каковы они в действительности. Так, они кажутся милостивыми, но в действительности иные.

Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.

Ибо их хвалят, и они от людей получили все.

. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая,

Преувеличенно сказал это: если можно, скрой и от себя самого. Или так иначе: левая рука тщеславна, а правая – милосердна. Итак, пусть тщеславие не знает твоей милостыни.

. чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Когда? Когда все окажется обнаженным и явным, тогда наиболее прославишься и ты.

. И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться пред людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

И этих называет лицемерами, так как они кажутся, что внимают Богу, а в действительности внимают людям, от которых имеют, то есть получают, свою награду.

. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Итак, что же? Не буду молиться в церкви? Совершенно нет. Буду молиться, но с чистым намерением, а не так, чтобы показывать себя: ибо место не вредит, но внутреннее расположение и цель. Многие, втайне молясь, делают это с целью понравиться людям.

. А, молясь, не говорите лишнего, как язычники...

Многоглаголание есть пустословие: например, молить о чем-либо земном – о власти, богатстве, победе. Многоглаголание есть и нечленораздельная речь, как речь детей. Итак, не будь пустословом. Должно совершать не длинные молитвы, а краткие, но непрестанно пребывать в краткой молитве.

. не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него.

Молимся не для того, чтобы научить Его, но чтобы, отвлекая самих себя от житейских забот, получить пользу, беседуя с Ним.

. Молитесь же так: , сущий на небесах!

Одно дело – обет, другое – молитва. Обет – это обещание Богу, например, когда кто-нибудь обещает воздерживаться от вина или чего-либо другого; же – это прошение благ. Говоря «Отче», показывает тебе, каких благ ты удостоился, сделавшись сыном Божиим, а словом «на небесах» указал тебе на отечество твое и отеческий дом. Поэтому если желаешь Бога иметь своим Отцом, то смотри на небо, а не на землю. Ты не говоришь: «Отче мой», а «Отче наш», потому что ты должен всех считать за братьев своих, детей одного Отца Небесного.

да святится имя Твое;

то есть делай нас святыми, чтобы прославлялось имя Твое, ибо как чрез меня хулится Бог, так чрез меня Он и святится, то есть прославляется, как Святый.

. да приидет Царствие Твое;

то есть второе пришествие: ибо человек со спокойною совестью молится о наступлении воскрешения и суда.

да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Как ангелы, говорит, исполняют волю Твою на небе, так даруй и нам совершать ее на земле.

. хлеб наш насущный дай нам на сей день;

Под «насущным» Господь разумеет тот хлеб, который достаточен для нашей природы и состояния, но Он устраняет заботу о завтрашнем дне. И Тело Христа есть насущный хлеб, о неосужденном причастии которого мы должны молиться.

. и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

Так как мы грешим и после крещения, то молим, чтобы простил нам, но простил так, как и мы прощаем. Если мы злопамятствуем, Он не простит нам. Бог имеет меня как бы Своим примером и то делает мне, что я делаю другому.

. и не введи нас в искушение,

Мы – люди слабые, поэтому не должны подвергать себя искушениям, но если впали, то должны молиться, чтобы искушение не поглотило нас. Только тот вовлекается в бездну испытания, кто поглощен и побежден, а не тот, кто впал, но потом победил.

но избавь нас от лукавого.

Не сказал: «от лукавых людей», ибо не они делают нам зло, но лукавый.

Ибо Твое есть царство и сила и слава во веки. Аминь.

Здесь ободряет нас, ибо если Отец наш есть Царь, сильный и славный, то мы, конечно, победим лукавого и в грядущие времена прославимся.

. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный,

Снова учит нас не помнить о зле и напоминает нам об Отце, чтобы мы стыдились и не делались подобными зверям, будучи Его детьми.

. а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

Ничего не ненавидит так кроткий Бог, как жестокость.

. Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

«Помрачение лица» есть бледность. Упрекает, когда кто-либо кажется не тем, каков есть, но притворно принимает мрачный вид.

. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое,

. чтобы явиться постящимся не перед людьми, но пред Отцем твоим, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Как древние в знак радости помазывали себя елеем после омовения, так и ты показывай себя радующимся. Но под елеем разумеется и милостыня, а под главой нашей – Христос, которого должно умащать милостынями. «Умывать лице» – значит омывать чувства слезами.

. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут,

. но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут,

Изгнавши болезнь тщеславия, Господь далее говорит о нестяжании, ибо люди заботятся о приобретении многих имуществ по причине своего тщеславия, Он показывает бесполезность земного сокровища, потому что червь и тля истребляют пищу и одежды, а воры похищают золото и серебро. Затем, чтобы кто-либо не сказал: «не все же крадут», Он указывает, что хотя бы ничего подобного не было, но разве то самое, что ты пригвожден заботой о богатстве, не есть великое зло? Поэтому Господь и говорит:

. ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло;

. если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Он говорит это: если ты пригвоздил свой ум заботой об имуществе, то ты погасил свой светильник и омрачил свою душу, ибо как глаз, когда он чист, то есть здоров, освещает тело, а когда худ, то есть нездоров, оставляет его во мраке, так и ум ослепляется заботой. Если же ум омрачен, то душа делается тьмой, а тем более тело.

. Никто не может служить двум господам:

Под двумя господами разумеет тех, которые дают противоположные приказания. Мы, например, делаем своим господином дьявола, как и свое чрево богом, но наш по природе и истинно есть Господь. Не можем мы работать Богу, когда работаем маммоне. Маммона же есть всякая неправда.

ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.

Видишь ли, что для богатого и неправедного невозможно служить Богу, ибо корыстолюбие отторгает его от Бога?

. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться.

«Посему», то есть почему? Потому, что имуществами отторгаются люди от Бога. Душа, как не имеющая тела, не ест, но Господь сказал это по общему обыкновению, ибо душа, по-видимому, не может оставаться в теле, если плоть не питается. Господь не запрещает трудиться, но запрещает целиком предавать себя заботам и пренебрегать Богом. Должно и земледелием заниматься, но должно заботиться и о душе.

Душа не больше ли пищи, и тело одежды?

То есть Тот, Кто дал большее, образовав душу и тело, разве Он не даст пищи и одежды?

. Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?

Господь мог указать в качестве примера на Илию или Иоанна, но Он напомнил о птицах, чтобы пристыдить нас, что мы неразумнее и их. питает их, вложив в них естественное знание для собирания пищи.

. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?

Господь говорит: «Как бы ты ни заботился, но ты ничего не сделаешь помимо воли Божией. Зачем же утруждаешь себя понапрасну?».

. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут? Не трудятся, ни прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, ка́к всякая из них;

Не одними только неразумными птицами Он стыдит нас, но и кринами, которые усыхают. Если так украсил их, хотя это не являлось необходимым, то не тем ли более Он удовлетворит нашу нужду в одежде? Показывает также, что хотя бы и много заботился, однако ты не сможешь украсить себя подобно кринам, ибо мудрейший и изнеженный Соломон за все время своего царствования не мог надеть на себя что-либо подобное.

. если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, так одевает, кольми паче вас, маловеры!

Отсюда научаемся, что не должно заботиться об украшении, как это свойственно тленным цветам, и что всякий, украшающий себя, уподобляется траве. Вы же, говорит, разумные существа, для которых создал тело и душу. Все, погрязшие в заботах, – маловерны: если бы они имели совершенную веру в Бога, то не заботились бы так напряженно.

. Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?

. Потому что всего этого ищут язычники,

Есть не запрещает, но запрещает говорить: «что будем есть?» Богатые с вечера говорят: «что будем есть завтра?». Видишь, что Он запрещает? Запрещает изнеженность и роскошь.

и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом.

. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам.

Царствие Божие есть вкушение благ. Оно дается за жизнь по правде. Итак, кто ищет духовного, тому по щедрости Божией прилагается и телесное.

. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.

Под заботой дня разумеет сокрушение и грусть. Достаточно для тебя, что ты сокрушался о нынешнем дне. Если же станешь заботиться и о завтрашнем, то, непрерывно заботясь о себе самом из-за телесного, когда будешь иметь досуг для Бога?

Комментарии (введение) ко всей книге «От Матфея»

Комментарии к главе 6

ВВЕДЕНИЕ К ЕВАНГЕЛИЮ ОТ МАТФЕЯ

СИНОПТИЧЕСКИЕ ЕВАНГЕЛИЯ

Евангелия от Матфея, Марка и Луки обычно называют синоптическими Евангелиями. Синоптическое происходит от двух греческих слов, которые означают видеть вместе. Следовательно, вышеупомянутые Евангелия получили это название потому, что в них описаны одни и те же события из жизни Иисуса. В каждом из них, правда, есть какие-то дополнения, или кое-что опущено, но, в общем, они основаны на одном и том же материале, и расположен этот материал тоже одинаково. Поэтому их можно записать параллельно столбцами и сравнить между собой.

После этого становится совершенно очевидным, что они очень близки друг другу. Если, например, сравнить рассказ о насыщении пяти тысяч (Мат. 14,12-21; Map. 6,30-44; Лук. 5.17-26), то это один и тот же рассказ, изложенный почти одними и теми же словами.

Или взять, например, еще рассказ об исцелении расслабленного (Мат. 9,1-8; Map. 2,1-12; Лук. 5,17-26). Эти три рассказа настолько похожи друг на друга, что даже вводные слова, "сказал расслабленному", стоят во всех трех рассказах в этой же форме в одном и том же месте. Соответствия между всеми тремя Евангелиями настолько близки, что приходится либо сделать вывод, что все трое брали материал из одного источника, либо двое основывались на третьем.

ПЕРВОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

Изучая вопрос более тщательно, можно себе представить, что первым было написано Евангелие от Марка, а два других - Евангелие от Матфея и Евангелие от Луки - основаны на нем.

Евангелие от Марка можно разделить на 105 отрывков, из которых в Евангелии от Матфея встречаются 93, а в Евангелии от Луки - 81. Лишь четыре из 105 отрывков Евангелия от Марка не встречаются ни в Евангелии от Матфея, ни в Евангелии от Луки. В Евангелии от Марка 661 стих, в Евангелии от Матфея 1068 стихов, и в Евангелии от Луки - 1149. В Евангелии от Матфея приведено не менее 606 стихов из Марка, а в Евангелии от Луки - 320. Из 55 стихов Евангелия от Марка, которые не воспроизведены у Матфея, 31 все же воспроизведены у Луки; таким образом, лишь 24 стиха из Марка не воспроизведены ни у Матфея, ни у Луки.

Но не только смысл стихов передан: у Матфея использованы 51%, а у Луки - 53% слов Евангелия от Марка. И Матфей и Лука следуют, как правило, расположению материала и событий принятому в Евангелии от Марка. Иногда у Матфея или у Луки есть отличия от Евангелия от Марка, но никогда не бывает так, чтобы они оба отличались от него. Один из них всегда соблюдает порядок, которому следует Марк.

ДОРАБОТКА ЕВАНГЕЛИЯ ОТ МАРКА

Ввиду того, что Евангелия от Матфея и от Луки по объему намного больше Евангелия от Марка, можно подумать, что Евангелие от Марка - это краткое переложение Евангелий от Матфея и от Луки. Но один факт указывает на то, что Евангелие от Марка - самое раннее из них всех: если можно так сказать, авторы Евангелий от Матфея и от Луки совершенствуют Евангелие от Марка. Возьмем несколько примеров.

Вот три описания одного и того же события:

Map. 1,34: "И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями; изгнал многих бесов".

Мат. 8,16: "Он изгнал духов словом и исцелил всех больных".

Лук. 4,40: "Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял

Или возьмем другой пример:

Map . 3,10: "Ибо многих Он исцелил".

Мат . 12:15: "Он исцелил их всех".

Лук . 6,19: "... от Него исходила сила и исцеляла всех".

Приблизительно такое же изменение отмечается и при описании посещения Иисусом Назарета. Сравним это описание в Евангелиях от Матфея и от Марка:

Map . 6,5.6: "И не мог совершить там никакого чуда... и дивился неверию их".

Мат . 13,58: "И не совершил там многих чудес по неверию их".

У автора Евангелия от Матфея не хватает духу сказать, что Иисус не мог совершить чудес, и он изменяет фразу. Иногда авторы Евангелий от Матфея и от Луки опускают маленькие намеки из Евангелия от Марка, которые могут как-то умалить величие Иисуса. В Евангелиях от Матфея и от Луки опущены три замечания, имеющиеся в Евангелии от Марка:

Map. 3,5: "И воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их..."

Map. 3,21: "И услышавши, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя".

Map. 10,14: "Иисус вознегодовал..."

Все это ясно показывает, что Евангелие от Марка написано раньше других. В нем дан простой, живой и прямой рассказ, а на авторов Евангелий от Матфея и от Луки уже начинали оказывать воздействие догматические и теологические соображения, и потому они более тщательно выбирали слова.

УЧЕНИЕ ИИСУСА

Мы уже видели, что в Евангелии от Матфея 1068 стихов, а в Евангелии от Луки - 1149 стихов, и что 582 из них - повторение стихов из Евангелия от Марка. Это значит, что в Евангелиях от Матфея и от Луки намного больше материала, чем в Евангелии от Марка. Исследование этого материала показывает, что более 200 стихов из него почти идентичны у авторов Евангелий от Матфея и от Луки; так, например, такие отрывки, как Лук. 6,41.42 и Мат. 7,3.5; Лук. 10,21.22 и Мат. 11,25-27; Лук. 3,7-9 и Мат. 3, 7-10 почти совершенно одинаковы. Но вот где мы видим различие: материал, который авторы Евангелий от Матфея и от Луки взяли из Евангелия от Марка, касается почти исключительно событий из жизни Иисуса, а эти дополнительные 200 стихов, общие для Евангелий от Матфея и от Луки, касаются не того, что Иисус делал, а то, что Он говорил. Совершенно очевидно, что в этой своей части авторы Евангелий от Матфея и от Луки черпали сведения из одного и того же источника - из книги высказываний Иисуса.

Эта книга больше не существует, но богословы назвали ее КБ, что значит Quelle, по-немецки - источник. В те дни эта книга должна была иметь чрезвычайно большое значение, потому что это была первая хрестоматия по учению Иисуса.

МЕСТО ЕВАНГЕЛИЯ ОТ МАТФЕЯ В ЕВАНГЕЛЬСКОЙ ТРАДИЦИИ

Здесь мы подходим к проблеме Матфея апостола. Богословы согласны с тем, что первое Евангелие не есть плоды рук Матфея. Человеку, бывшему свидетелем жизни Христа, не нужно было бы обращаться к Евангелию от Марка, как к источнику сведений о жизни Иисуса, как это делает автор Евангелия от Матфея. Но один из первых церковных историков по имени Папий, епископ иерапольский, оставил нам следующее чрезвычайно важное известие: "Матфей собрал высказывания Иисуса на еврейском языке".

Таким образом, мы можем считать, что именно Матфей написал книгу, из которой как из источника должны черпать все люди, желающие узнать, чему учил Иисус. Именно потому, что так многое из этой книги-источника было включено в первое Евангелие, ему было дано имя Матфея. Мы должны быть вечно благодарны Матфею, когда вспоминаем, что ему мы обязаны Нагорной Проповедью и почти всем, что мы знаем об учении Иисуса. Другими словами, автору Евангелия от Марка мы обязаны нашим знанием о событиях жизни Иисуса, а Матфею - знанием сути учения Иисуса.

МАТФЕЙ-МЫТАРЬ

О самом Матфее мы знаем очень мало. В Мат. 9,9 мы читаем о его призвании. Мы знаем, что он был мытарем, - сборщиком налогов, - и потому все должны были страшно ненавидеть его, потому что иудеи ненавидели соплеменников, служивших победителям. Матфей должен был быть в их глазах предателем.

Но у Матфея был один дар. Большинство учеников Иисуса были рыбаками и не обладали талантом излагать слова на бумаге, а Матфей должен был быть специалистом в этом деле. Когда Иисус призвал Матфея, сидевшего у сбора пошлин, он встал, и, оставив все, кроме своего пера, последовал за Ним. Матфей благородно употребил свой литературный талант и стал первым человеком, описавшим учение Иисуса.

ЕВАНГЕЛИЕ ИУДЕЕВ

Посмотрим теперь на главные особенности Евангелия от Матфея, чтобы при его чтении обратить на это внимание.

Во-первых, и прежде всего, Евангелие от Матфея - это Евангелие, написанное для иудеев. Оно было написано иудеем, чтобы обратить иудеев.

Одна из главных целей Евангелия от Матфея заключалась в том, чтобы показать, что в Иисусе исполнились все ветхозаветные пророчества и, потому, Он должен быть Мессией. Одна фраза, вновь повторяющаяся тема, проходит через всю книгу: "Так сбылось, что Бог говорил через пророка". Эта фраза повторяется в Евангелии от Матфея не менее 16 раз. Рождение Иисуса и Его имя - исполнение пророчества (1, 21-23); а также бегство в Египет (2,14.15); избиение младенцев (2,16-18); поселение Иосифа в Назарете и воспитание там Иисуса (2,23); сам факт того, что Иисус говорил притчами (13,34.35); триумфальный въезд в Иерусалим (21,3-5); предательство за тридцать сребреников (27,9); и бросание жребия за одежды Иисуса, когда Он висел на Кресте (27,35). Автор Евангелия от Матфея поставил своей главной целью показать, что в Иисусе воплотились ветхозаветные пророчества, что каждая деталь жизни Иисуса была предвещена пророками, и, тем самым, убедить иудеев и заставить их признать Иисуса Мессию.

Интерес автора Евангелия от Матфея обращен прежде всего к иудеям. Его сердцу ближе и дороже всего их обращение. Хананеянке, обратившейся к Нему за помощью, Иисус сперва ответил: "Я послан только погибшим овцам дома Израилева" (15,24). Посылая двенадцать апостолов возвещать благую весть, Иисус сказал им: "На путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева" (10, 5.6). Но не надо думать, будто это Евангелие всеми возможными способами исключает язычников. Многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом в Царствии Небесном (8,11). "И проповедано будет Евангелие Царствия по всей вселенной" (24,14). И именно в Евангелии от Матфея дан Церкви приказ выступить в поход: "Итак, идите, научите все народы" (28,19). Это, конечно, очевидно, что автора Евангелия от Матфея в первую очередь интересуют иудеи, но он предвидит день, когда соберутся все народы.

Иудейское происхождение и иудейская направленность Евангелия от Матфея видны также в его отношении к закону. Иисус пришел не для того, чтобы разрушить закон, а чтобы исполнить его. Не пройдет и мельчайшая часть закона. Не надо учить людей нарушать закон. Праведность христианина должна превосходить праведность книжников и фарисеев (5, 17-20). Евангелие от Матфея написал человек знавший и любивший закон, и видевший, что в христианском учении ему есть место. Кроме того, надо отметить очевидный парадокс в отношении автора Евангелия от Матфея к книжникам и фарисеям. Он признает за ними особые полномочия: "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте" (23,2.3). Но ни в одном другом Евангелии они не осуждаются так строго и последовательно, как у Матфея.

Уже в самом начале видим мы беспощадное разоблачение саддукеев и фарисеев Иоанном Крестителем, назвавшим их по рождением ехиднины (3, 7-12). Они жалуются, что Иисус ест и пьет с мытарями и грешниками (9,11); они заявляли, что Иисус изгоняет бесов не Божьею силою, а силою князя бесовского (12,24). Они замышляют погубить Его (12,14); Иисус предостерегает учеников беречься не закваски хлебной, а учения фарисейского и саддукейского (16,12); они подобны растениям, которые будут искоренены (15,13); они не могут различать знамений времени (16,3); они - убийцы пророков (21,41). Во всем Новом Завете нет другой такой главы, как Мат. 23, в которой осуждается не то, чему учат книжники и фарисеи, а их поведение и образ жизни. Автор осуждает их за то, что они совсем не соответствуют учению, которое проповедуют, и совсем не достигают установленного ими и для них идеала.

Автора Евангелия от Матфея также очень интересует Церковь. Из всех синоптических Евангелий слово Церковь встречается только в Евангелии от Матфея. Только в Евангелии от Матфея включен отрывок о Церкви после исповедания Петра в Кесарии Филипповой (Мат. 16,13-23; ср. Map. 8,27-33; Лук. 9,18-22). Лишь у Матфея говорится о том, что споры должны решаться Церковью (18,17). Ко времени написания Евангелия от Матфея Церковь стала большой организацией и действительно важнейшим фактором в жизни христиан.

В Евангелии от Матфея особенно отразился интерес к апокалиптическому; другими словами, к тому, что Иисус говорил о Своем Втором Пришествии, о конце мира и Судном дне. В Мат. 24 дано намного более полное изложение апокалиптических рассуждений Иисуса, чем в любом другом Евангелии. Только в Евангелии от Матфея есть притча о талантах (25,14-30); о мудрых и неразумных девах (25, 1-13); об овцах и козлах (25,31-46). Матфей проявлял особый интерес к последнему времени и к Судному дню.

Но это не самая важная особенность Евангелия от Матфея. Это в высшей степени содержательное Евангелие.

Мы уже видели, что это апостол Матфей собрал первое собрание и составил хрестоматию Иисусова учения. Матфей был великим систематизатором. Он собирал в одном месте все, что он знал об учении Иисуса по тому или другому вопросу, и потому мы находим в Евангелии от Матфея пять больших комплексов, в которых собрано и систематизировано учение Христова. Все эти пять комплексов связаны с Царством Божиим. Вот они:

а) Нагорная проповедь или Закон Царствия (5-7)

б) Долг руководителей Царствия (10)

в) Притчи о Царствии (13)

г) Величие и прощение В Царствии (18)

д) Пришествие Царя (24,25)

Но Матфей не только собирал и систематизировал. Надо помнить, что он писал в эпоху, когда еще не было книгопечатания, когда книг было мало и они были редки, потому что их нужно было переписывать от руки. В такое время лишь сравнительно немногие люди имели книги, и потому, если они хотели знать и использовать рассказ об Иисусе, должны были запомнить его.

Поэтому Матфей всегда так располагает материал, чтобы читателю было легко запомнить его. Он располагает материал по тройкам и семеркам: три вести Иосифа, три отречения Петра, три вопроса Понтия Пилата, семь притч о Царствии в главе 13, семикратное "горе вам" фарисеям и книжникам в главе 23.

Хороший пример тому - родословная Иисуса, которой открывается Евангелие. Цель родословной - доказать, что Иисус сын Давида. В древнееврейском нет цифр, их символизируют буквы; кроме того, в древнееврейском нет знаков (букв) для гласных звуков. Давид на древнееврейском будет соответственно ДВД; если это принять как цифры, а не как буквы, их сумма составит 14, и родословная Иисуса состоит из трех групп имен, в каждой из которых по четырнадцати имен. Матфей делает все возможное, чтобы расположить учение Иисуса таким образом, чтобы люди могли усвоить и запомнить его.

Каждый учитель должен быть благодарен Матфею, потому что написанное им - это прежде всего Евангелие для обучения людей.

У Евангелия от Матфея есть еще одна особенность: доминирующей в нем является мысль Иисуса-Царя. Автор пишет это Евангелие чтобы показать царственность и царское происхождение Иисуса.

Родословная должна с самого начала доказать, что Иисус - сын царя Давида (1,1-17). Этот титул Сын Давидов употреблен в Евангелии от Матфея чаще, чем в любом другом Евангелии (15,22; 21,9.15). Волхвы пришли посмотреть на Царя Иудейского (2,2); триумфальный въезд Иисуса в Иерусалим - это сознательно драматизированное заявление Иисусом Своих прав как Царя (21,1-11). Перед Понтием Пилатом Иисус сознательно принимает царский титул (27,11). Даже на Кресте над Его головой стоит, хоть и издевательски, царский титул (27,37). В Нагорной Проповеди Иисус цитирует закона, а потом опровергает его царственными словами: "А Я говорю вам..." (5,22. 28.34.39.44). Иисус заявляет: "Дана мне всякая власть" (28,18).

В Евангелии от Матфея мы видим Иисуса-Человека, рожденного быть Царем. Иисус проходит по его страницам, как бы одетым в царские пурпур и золото.

МОТИВ НАГРАДЫ В ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНИ (Мат. 6,1-18 (продолжение))

Как только приступаем к изучению шестой главы, перед нами встает вопрос: какое место занимает в христианской жизни идея награды? В этом отрывке Иисус трижды говорит о том, что Бог воздаст награду тем, которые служат Ему так, как Он того хочет (Мат. 6,4.6.18). Этот вопрос настолько важен, что нам лучше остановиться здесь и разобраться в этом, прежде чем обратиться к детальному изучению главы.

Часто утверждают, будто идея награды вообще не может иметь никакого места в христианской жизни. Считается, что мы должны быть добрыми просто для того, чтобы быть добрыми, и что добродетель будет единственной наградой, что из христианской жизни вообще следует изгнать идею воздаяния. Один христианин говорил, что он затушил бы водой все адские огни и сжег огнем все небесные радости, чтобы люди стремились к добродетели исключительно ради добродетели, и чтобы напрочь изгнать из жизни идею о воздаянии и идею о наказании.

На первый взгляд это очень прекрасная и благородная мысль, но Иисус так не думал. Мы уже видели, что Иисус в этом отрывке трижды говорит о воздаянии. Вознагражден будет тот, кто правильно творит милостыню, кто правильно молится, кто правильно постится.

И это не единственный случай, когда в учении Иисуса встречается идея награды. Он говорит, что велика будет награда тех, кто остается верным в гонениях, кто без злобы переносит оскорбления (Мат. 5,12). Иисус говорит, что тот, кто напоит хоть одного из малых сих только чашей холодной воды, во имя ученика, не потеряет награды своей (Mam. 10,42). По крайней мере часть учения притчи о талантах заключается в том, что верный слуга получит награду (Мат. 25,14-30). В притче о последнем суде совершенно очевидно учение, что человек может получить награду или наказание по тому, как он реагирует на нужды своих собратьев (Мат. 25,31-46). Иисус не колебался говорить о награде и о наказании. И мы должны быть особенно осторожны, чтобы в вопросе о награде не пытаться стать более духовными, чем Иисус. Нужно отметить некоторые очевидные факты.

1. Жизнь ясно показывает, что всякие действия, не достигшие никакого результата, бесполезны и бессмысленны. Добродетель и великодушие, не достигшие нужного результата - это бессмысленная добродетель. Как правильно сказано: "Что непригодно по назначению, то никудышно". Если в жизни христианина нет цели, достижение которой приносит ему радость, она в большой степени теряет смысл. Человек, верящий в христианский образ жизни и в христианское обетование, не может не верить в то, что добродетель не принесет плоды в мире грядущем.

2. Изгнать из религии всякую идею о награде и наказании значит сказать, что, в конечном счете, несправедливость всегда возьмет верх. Было бы просто неразумно полагать, что хорошего, добродетельного человека и плохого человека ждет один и тот же конец; это ведь значило бы, что Богу совершенно безразлично, хорош человек, или плох. Грубо говоря, это попросту значило бы, что нет никакого смысла в том, чтобы быть хорошим и добродетельным, и что человеку незачем вести такой образ жизни, а не иной. Исключить из религии всякую идею о воздаянии и о наказании, значит сказать, что в Боге нет ни справедливости, ни любви.

Наказания и награды необходимы для того, чтобы внести в жизнь смысл.

1. Христианская идея воздаяния

Рассмотрев таким образом идею воздаяния и награды в христианской жизни, нам следует уяснить себе некоторые вещи.

1. Говоря о воздаянии, Иисус, совершенно очевидно, не имел в виду материальные награды. Правда, в Ветхом Завете идеи добродетели и процветания тесно связаны между собой. Если человек процветал, если поля его были плодородны и он получал хороший урожай, если у него было много детей и большое состояние - это считалось доказательством того, что он хороший человек.

Именно эта неудача лежит в основе Книги Иова. Иову кругом не везет. К нему приходят его друзья и утверждают, что его беда есть результат его греха, а Иов очень страстно отвергает такое обвинение: "Вспомни же, - говорит Елифаз, - погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?" (Иов. 4,7). "И если ты чист и прав, - сказал Вилдад, - то Он нынче же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей" (Иов. 8,6). "Ты сказал: "суждение мое верно, и чист я в очах Твоих, - сказал Софар, - но, если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе, и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести!" (Иов. 11,4-6). Книга Иова и была написана для того, чтобы опровергнуть идею о том, что добродетель идет рука об руку с успехом в жизни. "Я был молод, и состарелся, - сказал псалмопевец, - и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба" (Пс. 36,25). "Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, - говорит псалмопевец, - но к тебе не приблизится. Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: "Господь - упование мое"; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим. Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему" (Пс. 90,7-10). А вот Иисус никогда не сказал бы этого. Нет, не материальное процветание обещал Иисус Своим ученикам, а Он обещал им тяжелое испытание и несчастье, страдание, гонение и смерть. Совершенно очевидно, что Иисус не думал здесь о материальных вещах.

2. Еще надо обратить внимание на то, что высшей награды никогда не обретает тот, кто стремится обрести ее.

Человек, который всегда стремится получить награду, взвешивает и подсчитывает то, что, как ему кажется, он заслуживает, не получит той награды, которую он ищет, потому что неправильно смотрит на Бога и на жизнь. Человек постоянно подсчитывающий свое воздаяние, видит в Боге судью или бухгалтера, а на жизнь смотрит в категориях закона. Он думает о том, что сделал столько и заслужил столько; что жизнь - это бухгалтерская книга доходов и расходов, что вручит Богу счет и скажет: "А теперь я хочу получить мою награду".

Такой подход ошибочен в первую очередь потому, что жизнь рассматривается в категориях закона, а не в категориях любви. Когда мы глубоко и страстно, робко и самопожертвенно любим человека, то, сколько бы мы ему ни дали, мы всегда будем считать, что остались у него в долгу; даже если мы отдадим ему солнце, луну и все звезды, этого все еще будет мало. Кто любит, тот всегда в долгу, и ему меньше всего может прийти в голову мысль, что он заслужил какую-то награду. Человек, рассуждающий о жизни в категориях закона, может постоянно думать о заслуженной им награде; если же человек смотрит на жизнь с точки зрения любви, ему никогда в голову не придет такая мысль.

Величайший парадокс христианского воздаяния заключается в следующем: тот, кто рассчитывает, какое воздаяние ему причитается, никогда не получит его, а человек, которым движет только любовь и который вообще не думает о том, что он достоин награды, в действительности получит ее. Поразительно то, что христианское воздаяние - это одновременно и результат христианской жизни и ее конечная цель.

2. Христианское воздаяние

А теперь мы должны задать себе вопрос: "В чем же заключается христианское воздаяние?"

1. Сперва мы обратим внимание на одну фундаментальную и общеизвестную истину. Мы уже видели, что Иисус Христос вообще не думал о воздаянии в материальных категориях. Воздаяние в христианской жизни - это воздаяние лишь для духовно и возвышенно настроенных людей; для людей концентрирующихся на материальных ценностях, это вовсе не будет воздаянием и наградой. Христианское воздаяние - это воздаяние лишь для христиан.

2. Первым христианским воздаянием является удовлетворение. Совершение праведных дел, повиновение Иисусу Христу, следование по Его пути доставляет христианину удовлетворение, независимо от того, получает он за этого что-нибудь или нет. Вполне может быть, что человек, совершая праведные дела и повинуясь Иисусу Христу, потеряет свое состояние и свое положение, попадает в тюрьму или даже на эшафоте, кончит полной неизвестностью, дурной славой, одиночеством, но он не потеряет внутреннего удовлетворения, которое никто не может отнять от него. Это удовлетворение нельзя оценить в валюте и во всем мире нет ничего равного ему. Оно - венец жизни.

Английский поэт Джордж Герберт организовал со своими друзьями нечто вроде любительского музыкального оркестра. Однажды по пути на репетицию он проходил мимо застрявшего в грязи ломового извозчика. Он отложил в сторону музыкальный инструмент и поспешил на помощь извозчику; это заняло много времени и когда они кончили, Герберт был весь в грязи, а когда он пришел к своим друзьям, было уже поздно заниматься музыкой. Он объяснил друзьям причину задержки, и один из них сказал: "Ты упустил всю музыку". "Да, - ответил Герберт, - но в полночь я буду слушать песни". Он был удовлетворен, потому что сделал христианское дело.

Вот что рассказывают об одном из крупнейших английских специалистов по пластической хирургии. Во время войны он оставил свою частную практику, дававшую ему огромные деньги, и целиком посвятил себя делу восстановления лиц и тел пилотов, обожженных и изуродованных в боях. "Какая у вас цель в жизни?" - спросили его. "Я хочу быть хорошим мастером", - он ответил. Большие деньги не шли ни в какое сравнение с удовлетворением, которое доставляла ему самоотверженная работа.

Однажды, женщина остановила на улице пастора. "Благослови тебя Бог", - сказала она, и, не назвав своего имени, пошла дальше, лишь поблагодарив и благословив его. Одно мгновение пастор стоял подавленный. "Но, - говорит он, - туман рассеялся, выглянуло солнце, я вдохнул свежий и свободный ветер Божьих высот". Материально он ничего не получил, но глубокое удовлетворение от того, что он помог кому-то, дало ему несметные сокровища.

Первым христианским воздаянием и является это удовлетворение, которое нельзя купить ни за какие деньги.

3. Вторая награда христианину заключается в том, что он должен выполнить еще большую работу. Парадокс христианской награды в том и заключается, что хорошо выполненная работа дает не право на отдых, покой и удобства, а приносит с собой еще большие требования и требует еще более энергичных усилий. В притче о талантах, наградой верному слуге была еще более ответственная задача (Мат. 25,14-30). Блестящему молодому музыканту дают исполнить более тяжелые, а не более простые вещи. Мальчика, хорошо сыгравшего во втором составе команды, посылают не в третий состав, где бы он мог спокойно расхаживать по полю, а в первый, где ему придется очень и очень стремиться. У иудеев была интересная поговорка. Они говорили, что мудрый учитель "поступает с учеником как с молодым бычком, постепенно и каждодневно увеличивая груз". Христианское воздаяние, христианская награда - это нечто совсем иное, нежели мирская награда. Мирская награда заключается в том, что человек получает более простое дело; христианская награда заключается в том, что Бог возлагает на человека все более и более сложные задачи, которые он должен выполнить для Него и для своих собратьев. Чем более тяжелая задача возложена на нас, тем больше награда.

4. И, наконец, третья и последняя христианская награда это то, что люди во все века называли видением Бога. Мирскому человеку, никогда не задумывавшемся о Боге, встреча с Богом принесет не радость, а ужас. Человек, идущий своим собственным путем, все дальше и дальше удаляется от Бога; пропасть между ним и Богом все увеличивается и увеличивается, до тех пор, пока Бог не станет, наконец, для него мрачным незнакомцем, встречу с Которым он хотел бы избежать. А если человек всю свою жизнь стремился ходить пред Богом, если он стремился повиноваться своему Господу, если он всегда искал добродетели, то он всю жизнь становится все ближе и ближе к Богу, пока не приблизится, в конце концов, без всякого страха и с сияющей радостью в присутствие Божье - и это величайшая из всех наград.

ПРАВИЛЬНЫЕ ПОСТУПКИ ИЗ ПЛОХИХ ПОБУЖДЕНИИ (Мат. 6,1)

В сфере религиозной жизни для иудея было три великих, чрезвычайно важных деяния: милостыня, молитва и пост. Иисус ни минуты не стал бы оспаривать это, но Его волновало, что самые прекрасные вещи так часто делаются из негодных побуждений.

Странно, но это факт, что именно эти три великие деяния люди часто использовали в дурных целях. Иисус как раз и предупреждает, что деяния, которые совершаются исключительно из тщеславия, для того, чтобы привлечь к себе внимание, теряют свою ценность. Человек может давать милостыню не для того, чтобы помочь человеку, а чтобы показать всем свою щедрость и наслаждаться теплом чьей-то благодарности и похвалой всех. Человек может и молиться так, что его молитва в действительности обращена не к Богу, а к собратьям; он может молиться исключительно для того, чтобы показать всем свою особую набожность. Человек может поститься не для блага своей души, не для того, чтобы показать Богу свою покорность, а чтобы продемонстрировать всему миру, как хорошо он владеет собой. Человек может совершать добрые дела лишь для того, чтобы получить похвалу людей, поднять свой престиж, показать миру свою добродетельность.

В глазах Иисуса и за такие деяния люди получат свое воздаяние. Он трижды произносит фразу, которая в Библии переведена так: "Истинно говорю вам: они уже получают награду свою" (Мат. 6,2.5.16). Но лучше было бы перевести ее так: "Они уже получили свое сполна". В греческом тексте употреблено слово апехейн, а это был специальный коммерческий термин со значением плату получил всю целиком. Это слово употреблялось на расписках в получении. Например, один человек дает другому расписку: "Я получил (апехо) от тебя арендную плату за оливковый пресс, который ты брал напрокат". Сборщик налогов давал такую расписку: "Я получил (апехо) от тебя причитающийся с тебя налог". Человек продает раба и дает такую расписку: "Я получил (апехо) всю причитающуюся мне цену".

Иисус, собственно, говорит вот что: "Если вы подаете милостыню для того, чтобы показать свою щедрость, вы добьетесь восхищения людей - вы получаете сполна, что вам причитается. Если вы молитесь, чтобы выставить напоказ свою набожность перед людьми, то вы завоюете репутацию очень благочестивого человека, но это все; тем самым вы получаете все сполна. Если вы поститесь так, чтобы все люди об этом знали, вы приобретете репутацию умеренного в пище и аскетического человека, но это все; это вам плата сполна". То есть, Иисус говорит: "Если ваша единственная цель заключается в том, чтобы получить мирское воздаяние, то вы его, несомненно, получите, но не ждите воздаяния, которое может дать только Бог один". Кто хватается за преходящие награды и упускает воздаяние вечности, тот несчастный и близорукий человек.

КАК НЕ СЛЕДУЕТ ПОДАВАТЬ МИЛОСТЫНЮ (Мат. 6,2-4)

Милостыня и благотворительность были самыми святыми обязанностями у иудеев. Насколько святыми были эти обязанности, показывает уже тот факт, что у иудеев одно слово цедака значит одновременно и праведный и милостыня. Давать милостыню значило быть праведным. Давать милостыню значило обретать заслуги в глазах Бога и даже получить прощение за прошлые грехи.

У раввинов была поговорка: "Творящий милостыню больше того, кто приносит жертвы". В списке добрых дел милостыня стояла на первом месте.

И потому, совершенно естественно и неизбежно, что человек, желавший быть добродетельным и хорошим, усердно давал милостыню. В высшем своем проявлении учение раввинов соответствовало учению Иисуса. Раввины тоже были против показного благодеяния. "Кто дает милостыню в тайне, - говорили они, - выше Моисея". По их мнению от смерти спасает такое благодеяние, "при котором получатель не знает, от кого получает, а дающий не знает кому дает". Один раввин, если он хотел подать милостыню, бросал ее через голову назад, чтобы не видеть, кто ее поднимет. "Лучше, - говорили они, - не давать человеку ничего, нежели дать ему что-то и унизить его стыдом". В Храме был такой прекрасный обычай. Там была комната, называвшаяся Комнатой Молчания; люди желавшее получить очищение за какие-либо грехи, оставляли там деньги, из которых оказывали тайную помощь обедневшим членам благородных семей.

Но очень часто практика сильно отличалась от заповеди. Люди подавали милостыню так, чтобы все могли видеть дар, и давали скорее для того, чтобы доставить себе славу, нежели для того, чтобы помочь кому-то. Во время службы в синагоге собирали жертвы для бедных, и многие старались сделать все, чтобы все видели, сколько они дают. Сохранились сведения о таком древнем восточном обычае: "На востоке воды так мало, что иногда ее нужно покупать. Если человек хотел сделать доброе дело и, тем самым заслужить благодеяние для своей семьи, он шел к водоносу и говорил ему: "Дай жаждущему испить". Водонос наполнял свой бурдюк, шел на рыночную площадь и кричал: "О жаждущие, идите испить жертвенное". А жертвовавший стоял рядом и говорил: "Благословляйте меня, давшего вам испить". Вот именно такого рода вещи и осуждает Иисус. Он говорит о лицемерах, которые делают такие вещи. Лицемер - это по-гречески артист. Такие люди разыгрывали сцену подаяния милостыни, чтобы прославиться.

МОТИВЫ ПОДАЯНИЯ МИЛОСТЫНИ (Мат. 6,2-4 (продолжение))

Рассмотрим теперь мотивы, по которым люди давали милостыню.

1. Человек может давать из чувства долга. Он может давать не потому, что он хочет дать, а потому что чувствует, что не может уклониться от долга давать милостыню. Человек может даже думать, хотя бессознательно, что бедные и существуют в мире для того, чтобы он мог исполнить свой долг и тем самым иметь заслугу в глазах Бога.

В автобиографической книге "Пробудившись", Кэтрин Карсуелл рассказывает о своих первых днях в городе Глазго: "Бедные, если можно так выразиться, были нашими любимцами и баловнями. Они были решительно всегда подле нас. Нас учили любить, чтить и развлекать бедных". Давать считалось долгом, но с благотворительностью часто связывались моральные проповеди и самодовольное наслаждение дающего. В то время Глазго в субботу вечером представлял собой пьяный город. Кэтрин Карсуелл пишет: "В течение долгих лет мой отец в воскресенье пополудни обходил камеры предварительного заключения, освобождая, за полтинник, субботних пьяных, чтобы в понедельник утром не потеряли свою работу. Он просил каждого подписать обет и вернуть его полтинник из недельной зарплаты". Он, несомненно, был совершенно прав, но он давал из самодовольного превосходства и сопровождал свое благодеяние моральной лекцией. Он причислял себя к совершенно иной нравственной категории людей, чем были те, которым он давал. Об одном великом, но высокомерном человеке кто-то говорил: "С тем, что он давал, он никогда не отдавал себя". Когда человек дает свысока, как бы со своего пьедестала, всегда с некоторым расчетом, когда он дает из чувства долга, даже из чувства христианского долга, он, может быть, щедро дает вещи, но он никогда не отдает себя, и потому его даяние не полноценно.

2. Человек может давать из престижных побуждений. Он может давать для того, чтобы завоевать славу дающего. Поэтому может быть так, что когда об этом никто не узнает, или если это не связано с широкой оглаской, он не даст вовсе. Если его не поблагодарят, или не воздадут ему похвалы и почести, он будет печально разочарован и раздражен. Такой человек дает не ради славы Божьей, а ради своей собственной славы; не для того, чтобы помочь бедным, а чтобы удовлетворить свое тщеславие и почувствовать свою силу и власть.

3. Человек может давать просто потому, что он должен давать, потому что переполняющие его сердце любовь и доброта не позволяет ему поступать иначе. Он дает потому, что, как бы ни старался, он не может избавиться от чувства ответственности за нужды других.

Английский писатель восемнадцатого века Сэмюель Джонсон был очень добрый человек. У него в доме жило несчастное существо Роберт Леветт, бывший когда-то официантом в Париже и ставший позже врачом в бедных кварталах Лондона. Своими манерами и поведением, он, как выразился сам Джонсон, "отталкивал богатых и отпугивал бедных". И вот он каким-то образом поселился в доме Джонсона. Друг Джонсона объяснил положение таким образом: "Он (Леветт) беден и честен, а это очень хорошая рекомендация для Джонсона. Он стал несчастным, и это обеспечивает ему защиту Джонсона". Несчастье послужило Леветту пропуском в сердце Сэмюеля Джонсона.

Джеймс Босвелл рассказывает о Сэмюеле Джонсоне: "Возвращался однажды вечером домой, он увидел лежащую на улице бедную женщину, настолько изможденную, что она не могла больше идти. Он взвалил ее себе на спину и отнес к себе домой, где он узнал, что это одна из женщин, павших на самое дно порока, болезни и нищеты. Вместо того, чтобы начать ее резко укорять и ругать, он долгое время нежно заботился о ней, потратив при этом довольно много денег, пока она не выздоровела, и приложил много сил для того, чтобы она встала на путь добродетели". Награда же Джонсону была лишь недостойная подозрительность, но сердце его требовало, чтобы он давал.

Одна из самых прекрасных картин истории литературы - это сам Сэмюель Джонсон в нищенском состоянии, приходивший в предрассветные часы на набережную и совавший гроши в ладони спавших в подворотне и в подъезде бродяг и бездомных. Когда его однажды спросили, как это он может выносить, что дом его наполнен бедными и недостойными людьми, Джонсон ответил: "Если бы я не помогал им, никто не стал бы им помогать, но они не должны пропасть из-за того, что у них нет самого необходимого". Вот подлинное даяние, идущее от полноты любви в сердце человеческом; даяние, идущее, так сказать, от полноты любви Божьей.

Пример такого совершенного даяния дан нам в Самом Иисусе Христе. Павел пишет своим друзьям в Коринфе: "Ибо вы знаете благодать Господа нашего Иисуса Христа, что Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою" (2 Кор. 8,9). Мы никогда не должны связывать свое даяние с чувством неотвратимого долга и самодовольства, еще меньше должно оно содействовать нашей славе или престижу у людей; оно должно идти от избытка любящего сердца. Мы должны давать так, как давал Сам Иисус Христос.

КАК НЕЛЬЗЯ МОЛИТЬСЯ (Мат. 6,5-8)

У иудеев был самый высокий из всех народов идеал молитвы; ни в одной религии ей не отводили такого значения, как в иудаизме. "Сильна молитва, - говорили раввины, - сильнее, чем все добрые дела". Прекрасна другая поговорка раввинов о молитве в кругу семьи: "Кто молится в доме своем, тот окружает его стенами, которые прочнее железа". Раввины сожалели только о том, что невозможно молиться весь день.

Но в обычай молиться вкрались у иудеев определенные недостатки. Здесь надо отметить, что эти недостатки вовсе не свойственны только для иудейского представления о молитве; они могут иметь место везде, но они могли возникнуть лишь в обществе, где к молитве относились очень серьезно. Эти недостатки вовсе не проистекают от небрежности или пренебрежения; они проистекают от неправильно понятой набожности.

1. Молитва все больше принимала формальный характер. Иудеям были предписаны для моления ежедневно две вещи.

Во-первых, Шема, которая состоит из трех отрывков из Писания: Втор. 6,4-9; 11,13-21; Числ. 15,37-41. Шема - это повелительное наклонение древнееврейского глагола со значением слушать и она получила свое название от стиха, который и являлся сутью и центральным пунктом всего: "Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть".

Каждый иудей должен был каждое утро и каждый вечер читать всю молитву. Прочитать ее нужно было как можно раньше, когда было достаточно светло, чтобы отличить голубое от белого, в любом случае до третьего часа, то есть до 9 часов утра, и до 9 часов вечера. Когда наступал последний момент, когда еще можно было прочитать Шему, где бы человек ни находился - дома, на улице, за работой, в синагоге - он должен был остановиться и произнести ее.

Многие любили Шему и повторяли ее с чувством благоговения, восхищения и любви, но еще больше людей быстро и непонятно произносили ее и шли дальше своим путем, и Шема вполне могла превратиться в бессмысленное повторение, наподобие магической формулы и заклинания. Нам, христианам, не подобает критиковать, потому что все, что было сказано о формальной бормотании Шемы, и можно отнести к молитве, которую читают перед обедом во многих домах.

Кроме того, каждый иудей должен был прочитать Шемонех есрех, что значит восемнадцать. Она состояла из восемнадцати молитв и составляла, да составляет еще и нынче, важную часть службы в синагогах. Со временем число молитв увеличилось до девятнадцати, но название осталось прежним. Большинство из этих молитв невелики по объему и почти все они прямо-таки прекрасны. Так, двенадцатая молитва звучит так:

"Прояви, О Господи, Твою милость к честным, покорным старейшинам избранного народа Твоего Израиля, и к остаткам его учителей; будь благосклонен к благочестивым чужеземцам, живущим среди нас и ко всем нам. Воздай тем, кто искренно верит во имя Твое и да сбудется судьба наша в мире грядущем и да не окажутся тщетными мечты наши. Благословен Ты, о Господи, надежда и вера верующих".

А пятая молитва звучит так:

"Обрати нас вновь к Твоему закону, О Отец наш; обрати нас вновь, О Царь, к служению Тебе; обрати нас вновь к Тебе через подлинное раскаяние. Благословен будь Ты, О Господи, принимающий наше раскаяние".

В Церкви нет более прекрасной литургии, чем та, что была в Шемонех есрех. По закону иудеи должны были читать их три раза в день: утром, в полдень и вечером. И здесь случилось то же самое: благочестивый иудей читал их с любовью и с набожностью, а для многих это собрание прекрасных молитв стало формальным бормотанием. Было составлено своего рода резюме, которое человек мог прочитать, если у него не было времени, или если он не мог запомнить и повторить все восемнадцать молитв. Повторение Шимонех есрех стало ни чем иным, как суеверным заклинанием и магической формулой. И опять же нам, христианам, не подобает заниматься критикой, потому что мы часто делаем абсолютно то же самое с молитвами, которым научились.

2. Кроме того, в иудейской литургии имелись готовые молитвы на все случаи. Едва ли было в жизни такое событие или обстоятельство, на которые не было бы готовой молитвы: молитвы перед каждой едой и после каждой еды; молитвы, касающиеся света, огня, молнии; при зрелище молодого месяца или комет; по случаю дождя или бури; при виде моря, озер, рек; при получении хороших новостей; по случаю приобретения новой мебели; при входе в город или при выходе из него. На каждый случай имелась молитва. В этом, конечно, было нечто прекрасное: за этим стояло стремление привести в присутствие Бога все аспекты жизни.

Но именно потому, что молитвы были так точно предписаны и разработаны, вся система имела тенденцию к формализации и возникала опасность, что молитвы будут срываться с языка без всякого смысла. Существовала тенденция бойко прочитать нужную молитву в нужное время. Великие раввины знали это и пытались предостерегать против этого.

"Если человек, - говорили они, - читает молитву так, будто ему нужно выполнить поставленное ему задание, то это вовсе не молитва". "Не смотрите на молитву как на формальную обязанность, а как на акт смирения, чтобы тем самым обрести милость". Раввин Елизер был так встревожен опасностью формализма, что взял себе за обычай сочинять каждый день новую молитву, чтобы его молитвы не повторялись. Совершенно очевидно, что эта опасность грозит не только иудаизму.

3. Более того, у набожного иудея были твердо установленные часы молитвы. Это были третий, шестой и девятый час, то есть в 9 часов утра, 12 часов и в 3 часа пополудни. Где бы человек в это время ни находился, он должен был молиться. Конечно, он мог действительно вспоминать Бога, а мог и выполнять обычную формальность. Таковы обычаи у современных мусульман. Прекрасно, когда человек три раза вспоминает Бога, но существует опасность, что это сведется к тому, что он будет лишь быстро бормотать свою молитву, вовсе не думая при этом о Боге.

4. Существовала тенденция связывать молитвы с определенными местами, в особенности с синагогой. Вне всякого сомнения есть такие места, где Бог кажется особенно близким, но некоторые раввины доходили до того, что молитва имеет нужное воздействие лишь в том случае, если она произнесена в иерусалимском Храме или в синагоге, и потому вошло в привычку ходить в Храм в часы молитвы. В первые дни христианской Церкви даже ученики Иисуса мыслили в этих же категориях, потому что мы читаем, что Петр и Иоанн шли вместе в Храм в час молитвы девятый (Деян. 3,1).

В этом была опасность, что человек станет думать, что Бог связан с определенными святыми местами, и что он забудет о том, что весь мир является Храмом Божиим. Самые мудрые из раввинов видели эту опасность. Они говорили: "Бог говорит Израилю: "Молись в синагоге своего города; если не можешь - молись в поле; если не можешь - молись в своем доме; если не можешь - молись в своей постели; если не можешь - беседуй со своим сердцем на своей постели, и молчи".

Опасность любой системы заключается не в самой системе, а в людях, применяющих ее. Человек может обратить любую систему молитвы в инструмент набожности или в формальность, которую нужно четко и не задумываясь выполнить.

5. У иудеев была очевидная склонность к длинным молитвам, которая, однако, тоже свойственна не только иудеям. В Шотландии в восемнадцатом веке, длительность богослужения отождествлялась с набожностью. Читали целый час Писание, потом еще проповедь на час. Молитвы были длинные и импровизированные. Действенность молитвы оценивалась рвением и плавностью, а не менее ее пылкостью и длиной. Раввин Леви сказал когда-то: "Кто долго молится, тот будет услышан". И еще у иудеев была поговорка: "Когда справедливые долго молятся, им внемлют".

Существовало представление, что, если человек достаточно долго стучится в дверь Бога, Бог ответит ему; что Бога можно уговорить быть снисходительным. Самые мудрые из раввинов видели и эту опасность. Один из них говорил: "Нельзя растягивать восхваление Всевышнего, ибо в Псалтири сказано: "Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его?" (Пс. 105,2). Только тот, кто может сделать это может затянуть свое восхваление и произнести его - но этого не может сделать никто". "Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово перед Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги" (Еккл. 5,1) "Лучшее поклонение - хранить молчание". Нетрудно спутать многословие с набожностью, а плавность речи с молитвою, и многие иудеи впадали в эту ошибку.

КАК НЕЛЬЗЯ МОЛИТЬСЯ (Мат. 6,5-8 (продолжение))

6. Существовали, конечно, и другие формы повтора, которыми иудеи, как и все восточные народы, любили пользоваться. У восточных народов была привычка гипнотизировать себя бесконечным повтором какой-то фразы или даже только одного слова. В 3 Цар. 18,26 читаем о том, что пророки Вааловы выкрикивали: "Ваале, услышь нас!" с утра до полудня; в Деян. 19,34 читаем, что ефесская толпа в течение двух часов кричала: "Велика Артемида Ефесская!"

Мусульмане могут часами подряд повторять священный слог хи, бегая по кругу, пока не приведут себя в экстаз и, наконец, не упадут без сил и сознания. Тоже самое делали иудеи с Шемоп. Это была своего рода замена молитвы самогипнозом.

Но были и другие случаи, когда иудеи использовали во время молитвы повторы. Имели место попытки нагромождать в обращении молящегося к Богу всевозможные титулы и прилагательные. Одна знаменитая молитва начинается так:

"Свято, благословенно, и прославленно, превознесено, превозвеличено и высокочтимо, восхваляемо и возносимо будь имя Всевышнего".

Есть одна иудейская молитва, которая действительно начинается шестнадцатью прилагательными к имени Бога. Иудеи были, можно сказать, заражены словами. Когда человек больше думает не о том, о чем он молится, а о том, как он молится, его молитва умирает у него на устах.

7. И, наконец, Иисус отмечает и порицает в иудеях, что они молятся для того, чтобы их видели люди. Иудейская система молитвы очень способствовала такой показ. Иудеи молились стоя, с вытянутыми вверх руками, склонив вперед голову. Молитвы надо было прочитать в 9 утра, 12 часов и 3 часа пополудни, где бы человек в это время ни находился, и человек мог вполне рассчитать так, чтобы оказываться в это время на оживленном перекрестке, или на переполненной людьми площади, чтобы весь мир мог видеть, как набожно он молится. Человеку было легко остановиться на верхней ступени у входа в синагогу и там долго и демонстративно молиться, чтобы все люди могли восхищаться его исключительной набожностью; было легко разыграть сцену молитвы, которую мог видеть весь мир.

Мудрейшие из иудейских раввинов ясно видели эту тенденцию и безоговорочно осуждали ее. "Лицемерный человек накликает гнев на землю и молитва его не будет услышана". "Четыре типа людей не узрят лица славы Божьей: насмешники, лицемеры, лгуны и клеветники". Раввины говорили, что человек вообще может молиться лишь тогда, когда сердце его настроено к молитве. Они заявили, что для настоящей молитвы нужна предварительная часовая подготовка в уединении, а после молитвы - часовая медитация. Но сама вся иудейская система молитвы тяготела к показному, если в сердце человека была гордыня.

Иисус выдвигает два высших правила для молитвы.

1. Он настаивает на том, что подлинная молитва должна быть обращена к Богу. Главная ошибка людей, которых порицал Иисус, заключалась в том, что их молитвы были обращены к людям, а не к Богу. Независимо от того, молится человек долго или в общественном месте, у него должна быть лишь одна мысль о Боге, а в сердце лишь одно желание.

2. Иисус говорит, что мы должны помнить, что Бог, Которому мы молимся - Бог любви, и что Он более готов отвечать нам, чем мы готовы молиться. Из Него не нужно насильно вытягивать дары и благодать. Мы идем к Богу, Которого не нужно уговаривать, чтобы Он ответил на наши молитвы, или постоянно надоедать Ему, или даже выбивать этот ответ силой. Мы идем к Тому, у Которого есть только одно желание - давать. Если мы помним об этом, то, вне всякого сомнения, достаточно прийти к Богу с желанием в сердце и со словами на устах: "Да будет воля Твоя".

МОЛИТВА УЧЕНИКОВ (Мат. 6,9-15)

Прежде чем начать говорить об "Отче наш" или Молитве Господней подробно, полагается хорошо отметить некоторые общие факты.

Прежде всего, нужно отметить, что этой молитвой Иисус учил Своих учеников как надо молиться; об этом ясно говорят Матфей и Лука. Матфей вообще приводит всю Нагорную Проповедь в связи с учениками (Мат. 5,1), а Лука говорит, что Иисус произнес молитву в ответ на просьбу одного из учеников (Лук. 11,1). Молитва Господня - это молитва, которую может возносить лишь ученик; ее может вложить в свои уста придавая ей подлинное значение лишь человек, посвятившей себя Христу.

Молитва Господня - это не детская молитва, как часто считают многие; в сущности, ребенку она ничего не говорит. Молитва Господня - это не семейная молитва, как ее часто называют, если, конечно, под семьей мы не понимаем Церковь. Молитва Господня предназначена для учеников, и только в устах учеников обретает она свое полное значение. Другими словами, Молитву Господню может возносить лишь человек, хорошо знающий, что он при этом говорит, а этого он не может знать, если он не стал учеником.

Обратите внимание на порядок в котором идут обращения и просьбы в этой молитве. Первые три обращения относятся к Богу и к славе Божьей; следующие три - к нашим потребностям и нуждам. Другими словами, сперва отводится Богу надлежащее Ему верховное положение, а потом, и только потом, мы обращаемся к нашим потребностям и желаниям. Лишь тогда, когда Богу отводится надлежащее Ему место, занимают надлежащее место и все другие вещи. Молитва никогда не должна являться попыткой связать волю Божью с нашими желаниями; молитва всегда должна быть попыткой подчинить наши желания воле Божьей.

Вторая часть молитвы, которая относится к нашим нуждам и потребностям представляет собой единство. Оно затрагивает три важнейшие потребности человека и три измерения времени, в которых живет и вращается человек. Во-первых, это просьба о хлебе, который необходим для поддержания и сохранения жизни, которая приносит пред престол Божий наши насущные, сегодняшние потребности. Во-вторых, это просьба о прощении и, тем самым, пред престол Божий приносится наше прошлое; и в третьих, это просьба о помощи против искушений и, тем самым, в руки Божись отдается все наше будущее. В этих трех коротких просьбах нам указано на то, что мы должны принести к подножию престола благодати Божьей наше настоящее, наше прошлое и наше будущее.

В молитве не только приносится вся наша жизнь пред Богом, но и Бог в Своей полноте входит в жизнь нашу. Когда мы просим о хлебе для поддержания нашего земного бытия, эта просьба сразу же обращает наши мысли к Богу Отцу, Создателю и Хранителю всякой жизни. Когда мы просим о прощении - это немедленно направляет наши мысли к Богу Сыну, Иисусу Христу, нашему Спасителю и Искупителю. Когда мы просим о помощи против будущих искушений наши мысли тут же обращаются к Богу Духу Святому, Утешителю, Который дает нам силы, светит нам, ведет и хранит нас в пути.

В Молитве Господней Иисус учит приносить всю нашу жизнь пред Бога и принять Бога во всю нашу жизнь.

ОТЕЦ, СУЩИЙ НА НЕБЕСАХ (Мат. 6,9)

Вполне можно сказать, что слово Отче употребленное по отношению к Богу, передает вкратце все содержание христианской веры. Великое значение этого слова Отче заключается в том, что через него устанавливаются все отношения нашей жизни.

1. Им устанавливаются наши отношения к невидимому миру. Миссионеры рассказывают, что одно из величайших облегчений, которое христианство приносит уму и сердцу язычника, заключается в осознании того, что существует только один Бог. Язычники верят, что существует масса богов, что каждый поток и каждая река, каждое дерево и каждая долина, каждый холм и каждый лес и всякая природная сила имеет своего бога. Язычник живет в мире, переполненном богами; более того, все эти боги ревнивы, завистливы и враждебно настроены, и их всех нужно умиротворить и успокоить. Человек никогда не может быть уверен в том, что не забыл воздать почести какому-то из этих богов, и потому он постоянно живет в страже перед этими богами. Его религия не помогает ему, а преследует его. Одна из самых примечательных древнегреческих легенд - это легенда о Прометее. Прометий был один из богов; это было в то время, когда люди еще не умели пользоваться огнем, а жизнь без огня была неудобна, неуютна и безрадостна. Из жалости к людям Прометий взял огонь с неба и принес его в дар людям. Зевс, царь богов, очень рассердился на это, и потому он приказал приковать Прометия к скале, где его мучили днем жара и жажда, а ночью холод. Более того, Зевс послал орла рвать печень Прометия, которая опять вырастала для того, чтобы быть снова вырванной. Вот что произошло с богом, который попытался помочь людям. Вся идея сводится к тому, что боги ревнивы, мстительны и завистливы, и что меньше всего боги хотели бы помочь людям. Вот как представляли себе язычники отношение к людям потустороннего, невидимого мира. Язычника гонит страх перед ревнивыми и завистливыми богами. И потому, когда мы узнаем, что Бог, к Которому мы обращаем наши молитвы, имеет имя и сердце отца, то мир полностью меняется. Не нужно больше содрогаться перед сонмом ревнивых богов; можно покоиться в отцовской любви.

2. Оно определяет наши отношения с окружающим нас видимым миром, с миром во времени и пространстве, в котором мы живем. Нетрудно начать думать, что этот мир враждебен нам. Жизнь меняется, она приносит удачи и неудачи. Есть железные законы мироздания и космоса, которые мы нарушаем на свой страх и риск; есть страдания и смерть. Но если мы можем быть уверены в том, что за этим миром нас ждет не капризный, ревнивый и насмешливый бог, а Бог, имя Которому Отец, тогда, даже если многое еще остается мрачным и темным, все переносится легче, потому что за всем этим стоит любовь. Нам всегда будет легче, если мы будем считать, что этот мир организован так потому, что мы должны пройти в нем определенную школу, а не просто жить ради своего удовольствия.

Возьмите, например, боль. Можно решить, что боль - это плохая вещь, но и боль занимает отведенное ей место в промысле Божием. Некоторые люди вовсе не чувствуют боли, и такой человек представляет опасность для самого себя, а другим он создает много проблем. Если бы не было боли, мы так никогда не могли бы узнать, что мы больны, и мы умерли бы раньше, чем могли быть приняты меры против болезни. Это вовсе не значит, что боль иногда не может стать крайне неприятной вещью, но это значит, что очень часто боль - это красный свет, которым Бог предупреждает нам, что впереди нас ждет опасность.

Если мы можем быть уверены в том, что имя Богу, Который сотворил мир - Отец, то мы также можем быть уверены в том, что в принципе эта вселенная настроена благожелательно. Назвать Бога Отцом, значит установить наши отношения с миром, в котором мы живем.

3. Если мы верим в то, что Бог - Отец, то это устанавливает наши отношения с собратьями. Если Бог - Отец, то Он Отец всем людям. Молитва Господня учит нас молиться Отче наш, а не Отче мой. Примечательно, что в Молитве Господней вообще не встречается слова я, мне и мое; справедливо будет сказать, что Иисус пришел, чтобы убрать эти слова из жизни и поставить на их место слова мы, нас, нам, наши. Бог не является ничьей исключительной собственностью. Уже сама фраза "Отче наш" предполагает исключение всякого "я". Отношение к Богу, как к Отцу составляет единственно возможную основу для братских отношений между людьми.

4. Если мы верим в то, что Бог - Отец, то это устанавливает наше отношение к самому себе. Временами каждый человек ненавидит и презирает себя; он понимает, что опустился ниже всякого пресмыкающегося на земле животного. В сердце каждого приходит горечь и никто не сознает свою недостойность лучше, чем сам человек.

Английский пастор Марк Рутерфорд хотел бы дополнить перечень блаженств в Нагорной Проповеди еще одной: "Блаженны избавляющие нас от чувства презрения к самому себе". Блаженны возвращающие нам чувство собственного достоинства. И вот как раз это делает Бог. В эти ужасные, мрачные, унылые моменты мы можем напомнить себе, что по бесконечному милосердию Божьему мы - царского происхождения, чада Царя царей. 5. Если мы верим в то, что Бог - наш Отец, это устанавливает наши отношения с Богом. Нет, это вовсе не устраняет могущество, величие и силу Божий, это вовсе не преуменьшает Его значение, но это делает доступными для нас это могущество, это величие и эту силу.

Есть такой рассказ о триумфе римского императора. Это была привилегия, которую Рим давал только одержавшим крупные победы полководцам прошествовать по улицам Рима со своими войсками, с захваченной добычей и трофеями и с захваченными пленниками. Так вот, этот император шествовал со своими войсками через Рим. Вдоль улиц стояли приветствовавшие римляне и рослые легионеры, сдерживавшие толпу. Императрица с семьей сидела на специально сооруженной платформе, наблюдая за гордо шествовавшим мимо с триумфом императором. Рядом с императрицей на платформе находился маленький мальчик - младший сын императора. Когда приблизилась колесница императора, мальчик спрыгнул с платформы, пробрался сквозь толпу и попытался проскользнуть между ног легионера, чтобы выбежать на дорогу и встретить колесницу императора. Легионер нагнулся и остановил его, потом поднял на руках и сказал: "Мальчик, тебе нельзя этого делать. Разве ты не знаешь, кто находится в колеснице? Это император. Тебе нельзя выбегать к его колеснице". А мальчик рассмеялся сверху: "Тебе он, может быть, и император, а мне он отец". Вот именно таково отношение христиан к Богу. Его мощь, Его величие и Его власть - это мощь, величие и власть Того, Кого Иисус научил нас называть Отче наш.

ОТЕЦ, СУЩИЙ НА НЕБЕСАХ (Мат. 6,9 (продолжение))

До сих пор мы говорили только о двух первых словах этого обращения к Богу - Отче наш. Но Бог не только наш Отец: Он - Отец, сущий на небесах.

Эти последние слова имеют первостепенное значение. В них заключены две великие истины.

1. Они напоминают нам о святости Бога. Нетрудно принизить свою идею отцовства Бога, свести ее к сентиментальности, и сделать из нее оправдание для своей беззаботной и удобной религии. Как это сказал о Боге крупный немецкий поэт девятнадцатого века Генрих Гейне: "Бог простит. Это его ремесло". Если бы мы должны были сказать Отче наш и на этом остановиться, тогда такое отношение было бы еще как-то оправдано, но мы возносим молитву Отцу нашему, сущему на небесах. Здесь действительно присутствует любовь, но здесь также присутствует святость.

Поразительно, как редко Иисус употребляет слово Отец (Отче) по отношению к Богу. Раньше всех было написано Евангелие от Марка и поэтому в нем мы имеем самое точное повествование о том, что Иисус говорил и делал, а в Евангелии от Марка Иисус называет Бога Отцом только шесть раз и ни разу за пределами круг учеников. Для Иисуса слово Отец было настолько свято, что Он едва мог употреблять его, да и то только в присутствии тех, кто хоть что-то понял из его значения. И потому мы тоже никогда не должны употреблять по отношению к Богу слово Отец легкомысленно, запросто или сентиментально. Бог не беспечный родитель, снисходительно закрывающий глаза на все грехи, недостатки и ошибки. К тому Богу, Которого мы можем называть Отцом, мы должны обращаться с почтением и поклонением, благоговением и изумлением. Бог - наш Отец, сущий на небесах, в Котором и любовь и святость.

2. Они напоминают нам о власти Бога. Человеческую любовь часто смешивают с трагическим чувством разбитых надежд. Может быть мы и любим человека, но оказываемся не в состоянии помочь ему достичь чего-то, или рассоветовать ему сделать что-то. Человеческая любовь может быть сильной, и в то же время совершенно бессильной. Это знает каждый родитель, у которого непослушное чадо, или каждый любящий непостоянного человека. Но когда мы говорим Отче наш, сущий на небесах мы ставим рядом друг с другом любовь Божью и власть Божью. Мы говорим себе, что власть и сила Божий всегда движимы любовью Божьей и всегда проявляются только для нашей пользы. Мы говорим себе, что любовь Божья подкреплена Его властью и силою, и потому Его цели никогда не будут тщетными. Когда мы возносим Отче наш, мы должны всегда помнить о святости Бога, а также о власти и силе, которыми движет любовь, и о любви, за которой стоит несокрушимая власть Божья.

ПОЧИТАНИЕ ИМЕНИ (Мат. 6,9 (продолжение))

"Да святится имя Твое" - из всех просьб Молитвы Господней труднее всего объяснить значение именно этой. Обратимся сперва к буквальному значению слов.

Да святится - это одна из форм греческого глагола хагиадзесфай, однокоренного с прилагательным хагиос, и значит оно относиться к человеку, как к святому, или к веши, как к священной. Хагиос обычно переводят как святой, а его первоначальное значение - отличный от или изолированный. Вещь или предмет, характеризуемые как хагиос, отличается от других вещей или предметов. Человек, характеризуемый как хагиос, изолирован от других людей, уединен. И потому Храм характеризуется как хагиос, потому что он отличается от всех других зданий. Алтарь характеризуется как хагиос, потому что он предназначен для иных целей, чем обычные вещи и предметы. День Господень хагиос, потому что он отличен от других дней. Священник хагиос, потому что он отделен, отличается от всех других людей. И потому эта мольба значит вот что: "Обращайтесь с именем Бога иначе, чем со всеми другими именами; отведите имени Бога совершенно особое, уникальное место".

Но к этому надо еще кое-что добавить. В древнееврейском слово имя значит не просто имя, которым называют человека - Иоанн или Иаков; в древнееврейском оно имеет также значение натура, характер, личность, индивидуальность человека, поскольку они известны или поведаны нам. Это становится ясно, если посмотреть, как его употребляют библейские авторы. Псалмопевец говорит: "Будут уповать на Тебя знающие имя Твое" (Пс. 9,11). Совершенно очевидно, что это вовсе не значит, что все, кто знают, что имя Бога - Яхве, будут уповать на Него, а это значит, что на Него будут уповать все, кто знают каков Бог. Псалмопевец говорит еще: "Иные - колесницами, иные - конями, а мы именем Господа, Бога нашего, хвалимся" (Пс. 19,8). Совершенно очевидно, что в трудные минуты псалмопевец будет помнить и думать не о том, что имя Бога - Яхве, а это значит, что в такие моменты некоторые люди будут полагаться на человеческую помощь и на материальные средства защиты, а псалмопевец будет помнить, каковы природа и характер Бога. Он будет помнить, каков Бог и эта память придаст ему уверенность.

А теперь объединим эти две идеи. Хагиадзесфай, которое переведено здесь как да святится, значит обращайся совершенно особенно, отводите совершенно особое место; а имя - это природа, натура, характер, личность, индивидуальность человека, поскольку они открыты и поведаны нам. И потому, когда мы молимся, "да святится имя Твое", то это значит: "Дай нам способность отвести Тебе совершенно уникальное место, как подобает Твоей природе и Твоему характеру".

МОЛЬБА О БЛАГОГОВЕНИИ (Мат. 6,9 (продолжение))

Есть ли в русском или в другом языке такое слово, которым бы Богу отводилось или представлялось то уникальное место, которого требуют Его природа и характер? Есть, пожалуй, такое слово, и это будет благоговение. Таким образом, это мольба о том, чтобы Бог дал нам способность испытывать перед Ним то благоговение, которое Ему подобает. Подлинное благоговение включает четыре необходимости.

1. Чтобы испытывать благоговение перед Богом, надо верить, что Бог существует. Мы не можем испытывать благоговение перед того, кто не существует; сперва мы должны быть уверены в существовании Бога.

Современному человеку может показаться странным, что в Библии нигде не сделано ни одной попытки доказать существование Бога. Для Библии Его существование - аксиома, то есть, принимаемое без доказательств исходное положение, лежащее в основе доказательств истинности других положений. Так, например, положения "прямая - кратчайшее расстояние между двумя точками" и "две параллельные линии никогда не пересекутся, сколь бы мы их не продолжали в пространстве" - аксиомы.

Библейские авторы сказали бы, что излишне доказывать существование Бога, коль скоро они чувствовали присутствие Бога в каждый момент их жизни. Они сказали бы, что человеку ровно столько же нужно доказывать существование Бога, как существование его жены. Он видится с женой каждый день и каждый день он встречается с Богом.

Но, допустим, нам нужно было бы своим умом доказывать существование Бога. С чего бы мы тогда стали начинать? Мы могли бы начать с мира, в котором мы живем. Допустим, что по дороге идет человек и спотыкается о часы; допустим, что он никогда прежде не видел часов, и он не знает что это такое. Он поднимает эти часы, видит, что они состоят из металлического корпуса, внутри которого находится сложный механизм из колесиков, рычагов, пружин и драгоценных камней. Он видит, что весь механизм находится в движении и работает очень хорошо; он видит также, что стрелки часов движутся по циферблату по заданному порядку. Что скажет этот человек? Скажет ли он: "Все эти железки и драгоценные камни сами по себе совершенно случайно собрались со всех концов земли, случайно сформировались в колесики, рычаги и пружины, случайно собравшись в механизм, сами случайно завелись и пошли и случайно очень хорошо заработали? Нет, он скажет: "Я нашел часы; значит где-то должен быть и часовщик".

Порядок предполагает наличие разума. Мы смотрим на мир и видим отлично работающую гигантскую машину: солнце восходит и заходит по неизменной системе; как по расписанию приходят приливы и отливы; времена года идут друг за другом в установленном порядке. Мы смотрим на мир и на мироздание и мы вынуждены сказать: "Где-то должен быть Творец этого мира". Сам факт существования этого мира ведет нас к Богу. Как заявил один английский математик, физик и астроном Джемс Джине (1877-1946 гг.): "Ни один астроном не может быть атеистом". Порядок, по которому существует мир, требует, чтобы за этим стоял разум Божий.

Мы можем также начать с самих себя. Человек еще никогда не создавал жизнь. Человек может изменять, перестраивать и перелицовывать всевозможные вещи, но он не может создать живую тварь. Откуда же мы получили нашу жизнь? От наших родителей. Да, но откуда они получили свою? От своих родителей. Но где все это началось? Когда-то на земле должна была появиться жизнь, и она должна была появиться извне, потому что человек не может создать жизнь, и это опять толкает нас к Богу.

Когда мы смотрим внутрь - на себя, и вне себя - на мир, - это толкает нас к Богу. Как давно сказал немецкий философ Эммануил Кант: "Нравственный закон внутри нас и звездное небо над нами" толкают нас к Богу.

2. Чтобы испытывать чувство благоговения перед Богом, мы должны не только верить в существование Бога, но мы должны также знать каков этот Бог. Никто не может испытывать чувство благоговения перед греческими богами с их любовными похождениями и войнами, их ненавистью и супружескими изменами, их мошенничеством и обманами. Никто не может испытывать благоговение перед капризными, безнравственными, нечистыми богами. Бог, Которого знаем мы, обладает тремя величайшими свойствами: святостью, справедливостью, любовью. Мы должны испытывать чувство благоговения перед Богом не только потому, что Он существует, но и потому, что Он таков, каким мы Его знаем.

3. Но человек может верить в существование Бога; он может умом понимать, что Бог свят, справедлив и любящий, и все же не испытывать к Нему благоговения. Для того, чтобы испытывать к Нему благоговение, нужно постоянно чувствовать Его присутствие в мире. Испытывать благоговение перед Богом, значит жить в мире, в котором всюду и всегда находится Бог; жить жизнью, в которой о Боге никогда не забывается. Это чувство не должно быть связано только с церковью или с другими святыми местам; это чувство должно быть у человека везде и всегда.

Трагедия многих людей заключается в том, что они лишь временами испытывают чувство присутствия Бога. Это острое чувство приходит лишь в определенных местах и вовсе отсутствует в других. В основе благоговения лежит постоянное ощущение присутствия Бога.

4. Но благоговение имеет еще одну характеристику. Мы должны верить в существование Бога; мы должны знать, каков Бога; мы должны постоянно чувствовать Его присутствие. У некоторых людей все это есть, но все же нет чувства благоговения, потому что помимо всех этих качеств человеку нужны еще смирение и покорность Богу. Благоговение - это знание плюс покорность. Великий немецкий реформатор Мартин Лютер задает в своих тезисах вопрос: "Как святится имя Божье среди нас?" и отвечает: "Когда и жизнь и учение - подлинно христианские"; то есть, когда и наши убеждения и наши действия полностью отвечают воле Божьей. Знать, что Бог существует; знать, каков Он; всегда чувствовать Его присутствие и всегда быть Ему покорным - вот что такое благоговение и вот о чем мы молим, когда молимся: "Да святится имя Твое". Проявим перед Богом надлежащее Его природе и характеру благоговение.

ЦАРСТВИЕ БОЖИЕ И ВОЛЯ БОЖЬЯ (Мат. 6,10)

Выражение Царствие Божие характерно для Нового Завета. Ни одна другая фраза не встречается в молитвах, в проповедях, и в христианской литературе чаще, чем эта. И потому крайне важно уяснить себе, что она значит.

Совершенно очевидно, что Царствие Божие занимает центральное место в благой вести Иисуса. Иисус впервые выступил на историческую сцену, когда Он пришел в Галилею проповедуя Евангелие Царствия Божия (Map. 1,14). Иисус Сам говорил о проповедовании Царствия Божия, как о возложенном на Него обязательстве: "И другим городам благовествовать должен Царствие Божие, ибо на то Я послан" (Лук. 4,43; ср. Map. 1,38). Лука описывает деятельность Иисуса как хождение по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствия Божие (Лук. 8,1). Совершенно очевидно, что мы должны попытаться понять значение Царствия Божия.

Пытаясь понять значение и смысл этой фразы, мы наталкиваемся на несколько ошеломляющих фактов: Иисус говорил о Царствии Божием в трех разных аспектах. Он говорил о Царствии как существовавшем в прошлом. Он говорил, что Авраам, Исаак, Иаков и все пророки находятся в Царствии Божием (Мат. 8,11; Лук. 13,28). Из этого ясно, что Царствие Божие восходит к глубокой древности. Он говорил о Царствии как о существующем в настоящем: "Царствие Божие внутри вас есть" (Лук. 17,21). Следовательно, Царствие Божие - это реальность данная нам здесь и сейчас. И Он говорил о Царствии Божием, как о лежащем в будущем, потому что в Своей молитве Он учил людей молиться о пришествии Царствия. Как же может это Царствие быть одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем? Как может это Царствие быть чем-то существовавшим, существующим и о пришествии которого нужно молиться?

Ключ к этой проблеме находится в этой двойной мольбе в Молитве Господней. Одним из специфических элементов стиля иудеев был так называемый параллелизм. У иудеев была тенденция говорить все дважды: сперва в одной форме, а потом в другой, повторяя, усиливая или объясняя первое высказывание. Этот параллелизм можно видеть почти в каждом стихе Псалтири; почти каждый стих псалмов разделен в середине, и вторая часть повторяет или усиливает первую половину. Возьмем несколько примеров и все станет ясно.

"Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах" (Пс. 45,2).

"Господь сил с нами, Бог Иакова заступник нам" (Пс. 45,8).

"Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться; Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим" (Пс. 22,1.2).

Применим теперь этот принцип к этим двум молениям Молитвы Господней. Поставим их одно рядом с другим:

"Да приидет Царствие Твое - Да будет воля Твоя и на земле, как на небе".

Предположим, что второе моление объясняет, усиливает и устанавливает смысл первого. Тогда мы имеем отличное определение Царствия Божия: Царствие Божие - это общество на земле, в котором воля Божия исполняется так же совершенно, как это делается на небе. Вот вам и объяснение того факта, как Царствие может быть одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем. Каждый человек, который когда-либо в истории совершенно исполнял волю Божью, находился в Царствии; каждый человек, в совершенстве исполняющий волю Божью, находится в Царствии; но в виду того, что мир наш очень далек от того, чтобы в нем воля Божья исполнялась в совершенстве повсеместно и всеми, завершение Царствия все еще лежит в будущем, и потому нам надо за это молиться.

Пребывать в Царствии - значит повиноваться воле Божьей. Мы сразу же видим, что Царствие с самого начала не имело никакого отношения к народам, странам и нациям: оно имеет отношение к каждому из нас. Царствие Небесное - это, в действительности, в высшей степени личное дело. Царствие Небесное требует подчинения моей воли, моего сердца, моей жизни. Царствие Небесное придет лишь тогда, когда каждый из нас примет личное решение и подчинится.

Китайские христиане возносили хорошо известную молитву "Господи, возроди Церковь Твою, начиная с меня", а мы можем перефразировать ее и сказать: "Господи, установи Царствие Твое, начиная с меня". Молиться о Царствии Божием - значит молиться о том, чтобы мы могли полностью подчинить нашу волю воле Божьей.

ЦАРСТВИЕ БОЖИЕ И ВОЛЯ БОЖЬЯ (Мат. 6.10 (продолжение))

Из виденного становится ясно, что самое важное в мире - повиновение воле Божьей; а самые важные в мире слова - "Да будет воля Твоя". Также ясно, что чрезвычайно важно, в каком настроении и каким тоном эти слова сказаны.

1. Человек может сказать: "Да будет воля Твоя" тоном признания своего поражения. Он может сказать это не потому, что хочет этого, а потому, что согласился с тем, что ему не остается сказать ничего больше, поскольку он признал, что ничего не может сделать против силы Божьей, и что бессмысленно биться головой о стены вселенной. Он может сказать это, думая лишь о неотвратимой силе Божьей, в тисках которой он находится. Человек может принять волю Божью только потому, что понял, что ему больше ничего не остается делать.

2. Человек может сказать: "Да будет воля Твоя" тоном горькой обиды или возмущения. Великий немецкий композитор Бетховен умер в одиночестве, и говорят, что когда нашли его тело, губы его были растянуты в рычание и кулаки сжаты так, как будто он воздевал их перед лицо Самого Бога и небес. Человек может считать Бога своим врагом, но столь сильным врагом, что сопротивляться Ему невозможно; и потому он принимает волю Божью, но с чувством крайнего негодования и жгучего гнева.

3. Человек может сказать: "Да будет воля Твоя" с чувством совершенной любви и доверия; он может сказать это с радостью и с готовностью, независимо от того, какова эта воля. Христианину не должно составить никакого труда именно так сказать: "Да будет воля Твоя", потому что христианин может быть совершенно уверен в двух вещах.

а) Он может быть уверен в мудрости Бога. Решив что-то построить, соорудить, изменить или отремонтировать, мы отправляемся к специалисту посоветоваться. Он дает несколько советов и мы часто говорим: "Ну, хорошо. Делай, как считаешь лучше. Ты специалист". Бог - специалист в вопросах жизни и Его руководство никогда не уведет с пути истинного.

Когда был убит Ричард Камерон, руководитель "Ковенанта", объединения шотландских пресвитериан, некий Мэррей отрубил ему голову и руки и привез их в столицу Шотландии Эдинбург. Отец Ричарда Камерона сидел в тюрьме за свои религиозные убеждения; его враги принесли к нему голову и руки его сына, чтобы усилить его горе, и спросили, узнает ли он их. Взяв в руки голову и руки сына, он поцеловал их и сказал: "Я знаю их. Я знаю их. Это голова и руки моего дорогого и любимого сына. Это воля Господа. Блага воля Господа, Который не может причинить зло ни мне, ни моим близким, а благость и милость Его сопровождают нас во все наши дни". Когда человек уверен в том, что жизнь его в руках беспредельной мудрости Божьей, ему совсем нетрудно сказать: "Да будет воля Твоя".

б) Он может быть уверен в любви Божьей. Мы верим не в насмешливого и капризного Бога, и не в слепой и железный детерминизм. Павел сказал: "Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего" (Рим. 8,32). Ни один человек не может смотреть на Распятие и сомневаться в любви Божьей, а когда мы уверены в любви Божьей, нетрудно сказать: "Да будет воля Твоя".

ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ (Мат. 6,11)

Можно было бы отрицать, что о смысле этой мольбы в Молитве Господней уже вообще не может быть сомнений. На первый взгляд она кажется самой простой и прямой из всех. Но, как показывают факты, многие комментаторы давали совершенно разные ее толкования. Прежде чем обратиться к его простому и самому очевидному значению, рассмотрим некоторые из них.

1. Хлеб отождествляем с хлебом причастия, с хлебом Вечери Господней. Уже с самого начала люди тесно связывали Молитву Господню с Вечерей Господней. Уже в самых ранних из дошедших до нас руководств по богослужению всегда указывалось на то, что Молитва Господня читается во время причастия; а некоторые комментаторы считали, что это мольба дать человеку право и привилегию каждый день принимать причастие и вкушать от духовной пищи, которую он получает там.

2. Хлеб отождествляли с духовной пищей слова Божия. И потому эту мольбу понимаем как молитву об истинном слове, об истинном учении заложенной в Писании, которые действительно являются пищей для ума, сердца и души человека.

Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него. Моли́тесь же так:

«Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь».

Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, - тьма, то какова же тьма?

Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело - одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?

И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!

Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или «что пить?» или «во что одеться?» Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.

Спрашивает Иван
Отвечает Наталья Амосенкова, 14.04.2013

Здравствуйте Иван!

В ответ на ваш вопрос: "Что за награду получют люди молящиеся напоказ?

Дословно не помню но помоему был момент в Библии когда Иисус говорил о том что люди которые молятся напоказ что бы все люди видели, поступают неправильно, и что сии уже получают свою награду, так вот как это понимать?что за награда?

Извините если ошибаюсь, значит я что то напутал.."

Вы не напутали. Упоминаемый вами стих действительно есть в Библии:

Вот привожу отрывок с книги, где говорится об этом:

Если из данного текста взять три слова, то можно из них сконструировать короткое выражение, которое раскроет очень серьезную проблему. Она актуальна и сегодня. Вот эти три слова "молиться перед людьми". Как во времена Иисуса, так и в наши дни существуют люди, посещающие церковь, читающие Библию, поющие духовные гимны и при этом способные молиться не перед Богом, а перед людьми.

Безусловно, в своей молитве эти лицемеры упоминали личность Бога. Свои видом они показывали, что обращаются именно к Нему. Но библейский текст безошибочно показывает истинного адресата подобных общественных молитвенных действий: им был человек, а не Бог.

Фразу "молиться перед людьми" можно заменить на "молиться для людей". А это в корне противоречит самому определению молитвы. Ведь молитва - это разговор с Богом. В таком разговоре не может быть и упоминания о третьей личности: только молящийся человек и любящий Господь. Такой разговор не должен становиться предметом общественного достояния.

В противном случае получиться как с лицемерами: "они уже получают награду свою". В современном переводе под редакцией М.П.Кулакова сказано "в этом и вся их награда". Награда лицемера - мимолетное восхищение другого человека. Награда христианина - вечное Божье расположение. К.О.М. Олег Назаров

Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Найти Господа можно только в одиночестве или в пустой комнате.

Угождайте Господу, делайте в своей жизни выбор в Его сторону, для Него. И Господь прославит прославляющих Его.

Благословения!

Читайте еще по теме "Молитва":

31 авг