Философское понимание общества и его истории. Философское понимание истории Вопросы истории России

Евразийская концепция культуры легла в основу разработки философии истории. Во многом она имеет сходство с концепцией культуры и истории О. Шпенглера. Евразийцы не разделяли гегелевскую, а затем и марксистскую теорию линейного прогресса и существующее в рамках этих концепций атомистическое понимание общества, народа, государства как простой суммы индивидов. "...не может быть и нет общего восходящего движения, нет неуклонного общего совершенствования: та или иная культурная среда и ряд их, совершенствуясь в одном и с одной точки зрения – нередко упадает в другом и с другой точки зрения" . Для евразийцев история представляет собою осуществление контактов между различными культурными кругами, вследствие которых и происходит становление новых народов и общемировых ценностей. П. Савицкий, например, видит сущность евразийской доктрины в "отрицании "абсолютности" новейшей "европейской" культуры, ее качества быть "завершением" всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира". Он исходит из относительности многих, в особенности "идеологических" (то есть духовных) и нравственных достижений и установок европейского сознания. Савицкий отмечал, что если европеец называет какое-либо общество, народ или образ жизни "отсталыми", он делает это не на основании неких критериев, которых не существует, но только потому, что они – другие, нежели его собственное общество, народ или образ жизни. Если превосходство Западной Европы в некоторых отраслях новейшей науки и техники можно доказать объективно, то такое доказательство в области "идеологии" и нравственности было бы просто невозможно. Напротив, в области духовно-нравственной Запад мог быть побежден иными, якобы дикими и отсталыми народами. При этом требуется правильная оценка и субординация культурных достижений народов, возможная только при помощи "расчлененного по отраслям рассмотрения культуры". Разумеется, древние жители острова Пасхи были отсталыми, по сравнению с сегодняшними англичанами в области эмпирического знания, пишет Савицкий, но едва ли в области скульптуры. Во многих отношениях Московская Русь представляется более отсталой, чем Западная Европа, однако в области "художественного строительства" она была более развитой, чем большинство западноевропейских стран того периода. В познании природы иной дикарь превосходит европейских ученых-натуралистов. Иными словами: "Евразийская концепция знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического "европоцентризма"; отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных научных и философских предпосылок... Одна из последних есть отрицанье универсалистского восприятия культуры, которое господствует в новейших "европейских понятиях..." .

Такова общая основа того философского понимания истории, ее своеобразия и смысла, которое выражали евразийцы. В рамках этого подхода рассматривается и истории России.

Вопросы истории России

Главный тезис евразийства выражался в следующем: " Россия есть Евразия, третий срединный материк, наряду с Европой и Азией, на континенте Старого Света". Тезис сразу определял особое место России в человеческой истории и особую миссию российского государства.

Идею исключительности России развивали и славянофилы в ХIХ в. Евразийцы, признавая их своими идейными предшественниками, во многом, однако, отмежевывались от них. Так, евразийцы считали, что русская национальность не может быть сведена к славянскому этносу. Понятие "славянства", по мнению Савицкого, малопоказательно для понимания культурного своеобразия России, поскольку, например, поляки и чехи принадлежат к западной культуре. Русскую культуру определяет не только славянство, но и византизм. В облик России впаяны как европейские, так и "азиатско-азийские элементы". В ее образовании огромную роль сыграли тюркские и угоро-финские племена, населявшие единое с восточными славянами место (беломоро-кавказскую, западно-сибирскую и туркестанскую равнины) и постоянно взаимодействующие с ними. Как раз наличие всех этих народов и их культур составляет сильную сторону русской культуры, делает ее непохожей ни на Восток, ни на Запад. Национальным субстратом русского государства является вся совокупность населяющих его народов, представляющих собой единую многонародную нацию. Эту нацию, называемую евразийской, объединяет не только общее "месторазвитие", но и общеевразийское национальное самосознание. С этих позиций евразийцы отмежевывались и от славянофилов, и от западников.

Показательна критика, которой подвергает князь Н.С. Трубецкой и тех, и других. С его точки зрения славянофилы (или как он их называет "реакционеры") стремились к могущественному, сравнимому с Европой государству – даже ценой отказа от просветительских и гуманистических европейских традиций. "Прогрессисты" (западники), наоборот, стремились к реализации западноевропейских ценностей (демократии и социализма), даже если при этом придется отказаться от русской государственности). Каждое из этих течений хорошо видело слабости другого. Так, "реакционеры" справедливо указывали, что требуемое "прогрессистами" освобождение темной народной массы в конечном счете приведет к крушению "европеизации". С другой стороны, "прогрессисты" резонно замечали, что место и роль великой державы для России невозможны без глубокой духовной европеизации страны. Но ни те, ни другие не могли разглядеть собственную внутреннюю несостоятельность. Оба были во власти Европы: "реакционеры" понимали Европу как "силу" и "власть", а "прогрессисты" – как "гуманную цивилизацию", но и те, и другие ее при этом обожествляли. Обе эти идеи были продуктом петровских реформ и соответственно реакцией на них. Царь проводил свои реформы искусственным образом, насильственно, не заботясь об отношении к ним народа, поэтому обе эти идеи оказались народу чуждыми.

Новая критическая оценка совершенной Петром Великим "европеизации" России составляет основной пафос "евразийской идеи". "Провозглашая своим лозунгом национальную русскую культуру, евразийство идейно отталкивается от всего послепетровского санкт-петербургского, императорско-обер-прокурорского периода русской истории" .

Категорически отвергая западничество и славянофильство евразийцы постоянно подчеркивали свою серединную позицию. "Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других... Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как серединную евразийскую культуру" .

Таким образом, географические факторы стали в концепции евразийства ведущими. Они определили исторический путь России и ее особенности: она не имеет естественных границ и испытывает постоянное культурное давление как с Востока, так и с Запада. По мнению Н.С. Трубецкого, Евразия, этот суперконтинент просто обречен на условия более низкого уровня жизни по сравнению с другими регионами. В России слишком велики транспортные издержки, поэтому промышленность вынуждена будет ориентироваться на внутренний, а не на внешний рынок. Кроме того, из-за перепада в уровне жизни всегда будет тенденция к оттоку наиболее творчески активных членов общества. И чтобы удержать их, необходимо создать им среднеевропейские условия жизни, а значит, создать чрезмерно-напряженную социальную структуру. В этих условиях Россия сможет выжить лишь постоянно осваивая океан, как более дешевый путь перевозок, обустраивая свои границы и порты, даже ценой интересов отдельных социальных групп.

Решению этих задач способствует на первых порах крепость православной веры и культурное единство народа в рамках сильно централизованного государства. Как писал Трубецкой "национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих Евразию, рассматриваемая как особая многогранная нация". По-настоящему Россия никогда не принадлежала Западу, в ее истории есть исключительные периоды доказывающие ее причастность к восточным, туранским влияниям. Евразийцы акцентировали внимание на роли "азиатского элемента" в судьбах России и ее культурно-историческом развитии – "степной стихии", дающей мироощущение "континента-океана".

В рамках исследований евразийцев, посвященных истории России, сложилась весьма популярная концепция монголофильства. Суть ее состоит в следующем.

1) Господство татар было в русской истории не отрицательным, а положительным фактором. Монголо-татары не только не разрушали форм русской жизни, но и дополняли их, дав России школу администрации, финансовую систему, организацию почты и т.д.

2) Татаро-монгольский (туранский) элемент вошел в русский этнос настолько, что считать нас славянами нельзя. "Мы не славяне и не туранцы, а особый этнический тип" .

3) Монголо-татары оказали огромное влияние на тип русской державы и русское государственное сознание. "Татарщина не замутила чистоты национального творчества. Велико счастье Руси, – писал П.Н. Савицкий, что в момент, когда она в силу своего внутреннего разложения, должна была пасть, она досталась татарам, а не кому-либо другому". Татары объединили распадавшееся государство в огромную централизованную империю и сохранили тем самым русский этнос.

Разделяя эту позицию Н.С. Трубецкой считал, что основателями русского государства были не киевские князья, а московские цари, ставшие воспреемниками монгольских ханов.

4) Туранское наследство должно определять и современную стратегию и политику России – выбор целей, союзников и т.д.

Монголофильская концепция евразийства не выдерживает серьезной критики. Во-первых, провозглашая принцип срединности русской культуры, она, тем не менее, приемлет "свет с Востока" и агрессивно настроена по отношению к Западу. В своем преклонении перед азиатским, татаро-монгольским началом евразийцы противоречат историческим фактам, обобщенным и осмысленным русскими историками, С.М. Соловьевым и В.О. Ключевским в первую очередь. Согласно их исследованиям, не подлежит сомнению, что российская цивилизация имеет европейский культурно-исторический генотип, обусловленный общностью христианской культуры, экономическими, политическими и культурными связями с Западом. Евразийцы пытались осветить историю России игнорируя многие существенные факторы создания этой великой державы. Как писал С.Соловьев, российская империя создавалась в ходе колонизации бескрайних евразийских пространств. Этот процесс начался в XV и закончился к началу ХХ в. На протяжении веков Россия несла на Восток и на Юг основы европейской христианской цивилизации народам Поволжья, Закавказья, Средней Азии, которые уже были наследниками великих древних культур. В результате огромное цивилизованное пространство европеизировалось. Многие населявшие Россию племена соприкоснулись не только с иной культурой, но и сформировали национальное самосознание на европейский лад.

Колониальная политика России сопровождалась военными, политическими, культурными конфликтами, как это было при создании любых других империй, например, Британской или Испанской. Но приобретение чужих территорий происходило не вдали от метрополии, не за морями, а рядом. Граница между Россией и примыкающими к ней территориями оставалась открытой. Открытая сухопутная граница создавала совершенно иные модели отношений между метрополией и колониями, чем те, которые возникали, когда колонии находились за морем. Это обстоятельство было верно подмечено евразийцами, но не получило должного понимания.

Наличие открытой границы на юге и на востоке позволило существенно взаимообогатить культуры, но из этого обстоятельства вовсе не следует, что был какой-то особый путь развития России, что российская история принципиально отличается от западноевропейской. Когда евразийцы писали о византийских и ордынских традициях русского народа, то они мало считались с историческими реалиями. Входя в соприкосновение с историческими фактами евразийство становится очень уязвимой концепцией при всей своей внутренней непротиворечивости. Факты свидетельствуют о том, что те периоды и структуры, которые евразийцы считают неуязвимыми в своих концепциях на деле были склонны к катастрофам – Московское царство, режимы Николая I и Николая II и т.д. Легенда евразийцев о гармонии народов в царской России может быть опровергнута при добросовестном исследовании экономики и политики того времени.

Идеократическое государство

Учение о государстве является одним из важнейших в концепции евразийства. В его разработке принимали самое активное участие Л.П. Карсавин и Н.Н. Алексеев.

Образование СССР было воспринято евразийцами как закат культурного и политического лидерства Запада. Наступает иная эпоха, в которой лидерство перейдет к Евразии. "Евразия – Россия – узел и начало новой мировой культуры..." – утверждала одна из деклараций движения. Запад исчерпал свой духовный потенциал, Россия же, вопреки революционной катастрофе объявлялась обновленной и жаждущей сбросить западное иго. Для того, чтобы успешно решить возложенные на него задачи, государство должно обладать сильной властью, сохраняющей в то же время связь с народом и представляющей его идеалы. Евразийцы характеризуют ее как "демотический правящий слой", формируемый путем "отбора" из народа и потому способный выражать его подлинные интересы и идеалы. Демотичность, или народность власти определяется органической связью между массой народа и правящим слоем, который образуют властные структуры, с примыкающей к нему интеллигенцией. Демотическая власть принципиально отличается от европейской демократии, основанной на формальном большинстве голосов, поданных за какого-либо представителя власти, чья связь с народом в большинстве случаев на этом и заканчивается. Никакое статически-формальное большинство, считают евразийцы, не может выразить народный дух, объединяющий помыслы современного поколения, реализованные и нереализованные деяния предков, надежды и возможности поколений будущих. Выразить и защитить их интересы может только "правящий слой", связанный единой с народом идеологией. Государство этого типа и определяется как идеологическое или, в терминологии евразийцев, идеократическое . В нем "единая культурно-государственная идеология правящего слоя так связана с единством и силою государства, что ее нет без них, а их нет без нее" . В государстве такого типа нет объективных условий для многопартийности. Партии в европейском смысле этого слова в них просто не могут появиться.

Появившийся из глубин народа, правящий слой в целях выполнения властных функций неизбежно должен противопоставить себя "народным массам", ибо они, оставаясь массами, сохраняют способность к стихийным действиям. Задача правящего класса состоит в согласовании рассогласованных действий. Выполнение этой функции требует от правящего слоя единства и безоговорочной координации усилий. На это и направлен особый тип "отбора". Основным признаком, которым при этом типе отбора объединяются члены правящего слоя, является общность мировоззрения, идеологии. Носителем идеологии является партия. Российская компартия, как считали евразийцы как нельзя лучше подходит к условиям России-Евразии.

Действуя в очень сложной социальной и политической обстановке идеократическое государство должно быть сильным и даже деспотичным. Здесь не место сентиментальным рассуждениям о свободе, способным лишь породить анархию. Сфера государства есть сфера силы и принуждения. Евразийцы уверены, что чем здоровее культура и народ, тем большей властью и жестокостью характеризуется его государство. Государство должно иметь право не только защищать, но и выступать в роли верховного хозяина. В такой роли оно должно управлять, планировать, координировать, давать задания своим субъектам во всех сферах хозяйственной жизни.

Как можно заметить, евразийское учение о государственном устройстве опирается на превращенный опыт государственного и партийного строительства СССР. Евразийцы открыли для себя в большевистской партии "испорченный" идеей коммунизма прообраз идеократической партии нового типа, а в Советах – представительный орган власти, способный ввести в русло стихийные устремления масс в заданное правящим слоем русло.

Отношение евразийцев к коммунистическим идеям было весьма противоречивым. С одной стороны, они восприняли большевизм как логическое следствие ошибочной "европеизации" России. Негативно относясь к коммунистической идеологии евразийцы при этом различали коммунистов и большевиков. Большевики, по мнению евразийцев, опасны, пока они коммунисты, пока они не отказались от коммунистической идеологии. В этом ряду коммунизм рассматривается как лжерелигия, вера, выросшая из Просвещения, материалистического созерцания, позитивизма и атеизма. "Коммунизм верит в опровергнутый наукою материализм, верит в необходимость прогресса и своего торжества, верит в гипотезу классового строения общества и миссию пролетариата. Он – вера, ибо одушевляет своих сторонников религиозным пафосом и создает свои священные книги, которые, по его мнению, подлежат только истолкованию, но не критике..." . Коммунизм не только ложная, но и вредоносная вера, ибо свои еретические идеалы он утверждает путем жесткого принуждения.

Монополию "ложной" идеологии евразийцы стремятся преодолеть идеологией другой, наделенной ими авторитетом подлинной и непреложной – православием, противопоставив ее всем другим. Тем самым на православие возлагалась не свойственная религии политическая функция, которая в европейской традиции является прерогативой государства. Но евразийцы делают это намеренно. Стоит заменить коммунистическую идею на евразийско-православную и соответственно обновить правящий строй, как опасность коммунистической идеологии будет устранена. В частности, вредность коммунистической идеологии Трубецкой усматривает в том, что единство нации она основывает на пролетарском интернационализме, переходящем в классовую ненависть. В результате, чтобы оправдать свое существование, центральным властям приходится искусственно раздувать опасность, угрожающую пролетариату, создавать "врага народа". Но даже Трубецкой не мог предвидеть, какой размах примет угаданное им направление политики. Кроме того, коммунистическая идеология строится, как пишет П. Савицкий, на "воинствующей экономике". Исторический материализм является совершеннейшим выражением этого "экономизма". А захват коммунистами власти есть триумф исторического материализма, который стал государственной идеологией.

С другой стороны, появление большевизма рассматривается евразийцами как бунт против западно-европейской культуры. Большевики разрушили старые русские государственные, общественные и культурные структуры, которые возникли в результате искусственных и вредных петровских реформ. Вследствие этого существовали некоторые точки соприкосновения большевизма и евразийства: "Евразийство сходится с большевизмом в отвержении не только тех или иных политических форм, но всей той культуры, которая существовала в России непосредственно до революции и продолжает существовать в странах романо-германского Запада и в требовании коренной перестройки всей этой культуры" .

Но это сходство только внешнее и формальное. Большевики называли культуру, которую они должны были упразднить, буржуазной. Для евразийцев она – "романо-германская". Как альтернативу ей большевики рекомендовали пролетарскую, а евразийцы – "национальную", "евразийскую" культуру. Разница заключается таким образом в понимании культуротворческих факторов. Для большевиков таким фактором был класс, для евразийцев – нация, группа наций. Согласно Трубецкому, марксистское понимание культуры различает только социальный антагонизм там, где для евразийцев существуют определенные ступени той же самой национальной культуры.

Борьба против "романо-германской" культуры и против мирового колониализма (который есть, по сути, культурное превосходство одной нации над другой") на определенном этапе были очень симпатичны евразийцам в политике большевиков.

Н. Трубецкой обвиняет Запад в попытке колонизировать Россию и в этом ключе одобряет большевизм как силу, способную отстоять национальную самобытность страны. Свержение Советской власти иностранными войсками означало бы порабощение России. Этим путем русские патриоты пойти не могут.

Оценка Трубецким большевистской борьбы против колониализма интересна как одно из возможных объяснений отношения Советской элиты к колониальной проблеме. Очевидно, что для большевиков поддержка борьбы колониальных народов часто была тактическим средством для раскола некоммунистического мира. Но в то же время практика большевизма часто истолковывалась как "модернизация" или "европеизация" азиатских и полуазиатских обществ. Сами коммунисты отвергали этот термин, поскольку он "стирал" классовые различия. Вместе с тем, проекты индустриализации и коллективизации, казалось бы, подтверждали подобное толкование. Но на самом деле о европеизации речь не могла идти. Европеизация означала прежде всего укрепление частной собственности и демократии. Большевизм принес коллективизм и деспотизм.

Но даже при том, что евразийцы видели многие пороки коммунистической идеологии и власти, сохранение коммунистического режима казалось им меньшим злом по сравнению с политической зависимостью страны от Запада.

Эти опасные мотивы евразийской доктрины не остались скрытыми для современников. Г.Ф. Флоровский, одно время принадлежавший к евразийцам, констатировал, что его единомышленники оказались в плену у революционной идеи: "В каком-то смысле евразийцев зачаровали "новые русские люди", ражие, мускулистые молодцы в кожаных куртках, с душой авантюристов, с той бесшабашной удалью и вольностью, которые вызревали в оргии войны, мятежа и расправы" .

Заключение. Евразийство возникло в атмосфере катастрофического мироощущения и кризиса, охватившего русскую интеллигенцию после революции 1917 г. Этот психологический момент объясняет очень многое в современном интересе к евразийской теме в части освещения исторических и политических проблем.

На сегодняшний день евразийство является одной из самых популярных концепций российской истории. Она подвергает ревизии ориентацию общественного сознания на Запад как на образец политической, экономической, культурной жизни. Она указывает русскому народу на его самобытность. Психологически евразийство смягчает чувство утраты и разочарования, возникшее в ходе распада бывшей великой империи Россия, а затем СССР, поскольку внушает надежду на возрождение великого государства. Но на самом же деле, в нынешней ситуации евразийство является попыткой осмыслить связи России с восточными и западными культурами и выдвинуть своеобразную версию ее исторического пути.

ТЕМА 16. ФИЛОСОФСКИЕ ВОПРОСЫ
ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЖИЗНИ

Ранние концепции происхождения жизни,
их конкретно-научная и философская ограниченность

Наиболее совершенные материалистические попытки осветить вопросы жизни в Древнем мире мы находим у греков. Первые объяснения Гомера, Гесиода мало чем отличаются по характеру от мифологических представлений индийских ариев, шумеров, зороастрийцев, египтян. Для мифологии проблема первоначала – это вопрос о космическом родоначальнике, сверхъестественной супружеской паре, порождающей все сущее. У Гомера это были Океан и богиня Тефида. Рождение и развитие мира, то есть космогония выявляются через изображение генеалогического древа богов, смену поколений их через взаимную вражду, уничтожение и возрождение. В этой грандиозной эпической картине мироздания человеку в греческой мифологии отведена вполне определенная роль – он побочный, случайный продукт теогонии. Боги, особенно Зевс, людей не любят, всячески вредят им. Поэмы "Илиада", "Одиссея" Гомера свидетельствуют о злокозненных действиях богов в отношении людей.

Постепенно мифологическое начало в мировоззрении вытесняется философским. Идя от мифологических поисков первоначала, которое существует в единстве противоборствующих сил (разнополых богов или бога, сочетающего в себе мужское и женское начала; хаоса, порождающего свет и тьму и т. д.) первые греческие философы Фалес, Анаксимандр ищут зарождение жизни в природе. Анаксимандр первым высказал догадку о зарождении жизни в воде ("всё живое рождается из влаги, испаряемой солнцем" и предположил, что человек ведет своё происхождение от животных. По учению Анаксимандра, первые живые существа возникли во влажном месте. Они были покрыты чешуей. Затем они вышли на сушу, их чешуя лопнула, и вскоре они изменили свой образ жизни. То есть мы имеем вполне материалистическое, основанное на преднаучных догадках, решение происхождения жизни. Демокрит нарисовал поразительную картину зарождения жизни в неживой природе, без вмешательства творца и разумной цели. В общих чертах он за две тысячи лет до наших дней предвосхитил естественнонаучную гипотезу первоначальных этапов становления нашей планеты и эволюцию форм материи.

Во всех выше приведенных примерах наблюдается любопытная особенность: при различии исходных философских и теоретических позиций большинство мыслителей Древнего и Нового времени убеждены были в том, что жизнь, живые организмы не только когда-то зародились при определенных условиях в неживой материи, но что этот процесс самозарождения живых организмов повсеместно происходит на Земле и в настоящее время. В работах Аристотеля, например приводятся многочисленные "достоверные" примеры самопроизвольного зарождения не только насекомых и растений, но даже лягушек, саламандр и мышей.

Точки зрения о возможности спонтанного зарождения живых организмов придерживались впоследствии такие выдающиеся мыслители как Августин Блаженный, Ф. Аквинский, Парацельс, И. Коперник, Ф. Бэкон, Р. Декарт, Гегель и др.

Однако в XVII-XVIII вв. был поставлен ряд эмпирических опытов, которые вынудили сторонников концепции самозарождения все более ограничивать круг живых организмов, в отношении которых признавалась возможность их спонтанного возникновения из неживой материи, пока этот круг не замкнулся на микроорганизмах, микробах или, как их называли в XVIII в. – "на мельчайших живых зверьках". Однако, опытами Спалланцани (XVIII в.) и Пастера (XIX в.) было доказано, что микробы могут возникать только в присутствии других микробов, самозарождения же микробов в различных органических настоях не возникает.

С этого времени всем теориям самозарождения в тех исторических формах, в которых они существовали до середины XIX в. приходит конец, и положение – "всё живое происходит только от живого" начинает считаться одним из фундаментальнейших обобщений биологической науки.

На смену теории самозарождения во второй половине XIX в. приходит теория панспермии или теория занесения жизни на Землю различными космическими телами. Считается, что основателем этой теории был Г.Э. Рихтер. Используя факты падения на Землю космических объектов, он предположил, что вместе с ними на Землю могли быть занесены и какие-либо мельчайшие простейшие живые организмы, которые, найдя благоприятные условия для существования и размножения, дали начало всем последующим формам живых организмов. При этом считалось, что эти простейшие живые организмы вообще рассеяны в космическом пространстве и они-то и являются вечным несотворимым и неуничтожимым источником жизни во Вселенной.

Следует отметить, что, упоминая имя Рихтера, как создателя теории панспермии, научная литература мало обращает внимания на предысторию её возникновения. Первым ее автором, по праву, можно назвать греческого философа античности Анаксагора, который говорил: "должно думать, что во всех соединениях заключается много различных веществ и находятся семена всех вещей..." . Семена живых существ падают на Землю вместе с дождем. Эти семена были всегда.

Теория панспермии приобрела в XIX в. много сторонников. Среди них были такие крупные учёные как Г. Гельмгольц и В. Томпсон. Её защитники затрачивают научные усилия главным образом на то, чтобы доказать возможность переноса микроскопических живых организмов с одного небесного тела на другое.

Однако, если этой теории придавать законченный характер, то она должна быть дополнена положением о принципиальном отличии живого от неживого. Это дополнение принимается последовательными сторонниками теории панспермии. Согласно ему жизнь вечна, она только меняет свою форму, но никогда не создаётся из неживой материи. В этом пункте теория панспермии имеет много общего с теорией самозарождения. В основе обеих концепций находятся либо метафизические представления об отождествлении живого и неживого, либо столь же метафизическое противопоставление живого неживому. В любом из этих случаев не прослеживается реальная диалектическая связь живого и неживого, отсутствует понимание живого как определенного этапа, характеризующегося в то же время качественным скачком, происхождением принципиально нового.

Понятие жизни

Строго научное разграничение на живые и неживые объекты встречает существенные трудности. Так, до сих пор нет единого мнения о том, можно ли считать живыми вирусы, которые вне клеток организма хозяина не обладают ни одним атрибутом живого: вирусная частица не способна размножаться, в ней отсутствуют метаболические процессы и т. д.

Ряд авторов (Медников Б.М., Опарин А.И.) определяет "живое вещество" как сложные молекулярные агрегаты – белковые тела, обладающие упорядоченным обменом веществ. Эта точка зрения восходит к Ф. Энгельсу, характеризовавшему жизнь как "... способ существования белковых тел" .

Конечно обмен веществ есть существенный атрибут жизни. Но вопрос о том, можно ли сводить сущность жизни прежде всего к обмену веществ, является спорным. Ведь и в мире неживого, например у некоторых растворов, наблюдается обмен веществ в его простейших формах.

В настоящее время существует точка зрения, выраженная М. Келвином и М. Эйгеном, согласно которой носителем жизни является не белок, а системы молекулярного уровня (индивидуальные химические белки, нуклеиновые кислоты и т.д.). Причем ученые ссылаются на Ф.Энгельса, полагая, что именно индивидуальные белки имел он в виду, определяя жизнь как способ существования белковых тел. Другие в основу жизни кладут ДНК, считая, что примат в несении жизненных функций принадлежит не белкам, а генам, содержащимся в молекуле ДНК. К этим авторам можно отнести Ф. Крика и Д. Уотсона, раскрывших структуру ДНК, Н.К. Кольцова, Г.А. Гамова, И.С. Шкловского и др.

Иногда жизнь определяют как "активное, идущее с затратой энергии поддержание и воспроизведение специфической структуры". В данном случае под структурой подразумевается живая система. Выделяется одно из важных атрибутивных свойств живой материи – воспроизведение, рождаемость.

Н.К. Кольцов к признакам живого в тех формах, которые существуют на Земле, относил облик веществ, смену энергии, размножение, индивидуальное развитие, состав из клеток, эволюцию. Все вместе эти признаки и составляют жизнь. Кольцов сформулировал важное положение о том, что живой организм являет собой обособленную систему, автоматически поддерживающую свое существование в условиях постоянно изменяющейся среды.

К. Гесслер, И.М. Сеченов, И.П. Павлов называли существенным признаком жизни изменчивость (адаптация, приспособляемость к условиям изменяющейся среды). Данные современной физиологии также подтверждают теорию адаптации, определяющую универсальную черту живого.

Приведенные точки зрения не исчерпывают многообразие определений жизни. Все перечисленные точки зрения по этому вопросу укладываются в два подхода – моноатрибутный и полиатрибутный. Первый, представленный Энгельсом и Опариным, ищет основное, в чем фиксируется жизнь (обмен веществ, ДНК и т. д.) Второй подход характеризуется перечислением важных ее проявлений (Кольцов Н.К., Ч. Дарвин, Павлов, Сеченов, и др.).

Нам представляется, что оба подхода имеют право на существование. Они взаимодополняют, обогащают друг друга. Моноатрибутивный подход ищет основу целостной системы, из которой берут начало её функции, проявления ее активности. Полиатрибутивный выражает взаимное единство составных элементов живой системы и ее целостность. При таком подходе жизнь предстает как совокупность некоторого числа начал, из которых каждое, взятое в отдельности, недостаточно для того, чтобы обеспечить функционирование живой системы, но при отсутствии хотя бы одного из них эта система разрушается.

Сложность исследований жизни, различные подходы к ней вызваны прежде всего многообразными формами ее проявления. Жизнь так же многогранна, как и любая форма движения материи. А жизнь как раз и есть одна из форм движения. Вне движения нет и не может быть жизни. Но движение немыслимо без материи, а значит, жизнь невозможна без ее материального субстрата. Этот субстрат, как и материя вообще обладает способностью к самовыражению и представляет собою сложную систему. Источником ее движения являются противоречия: наследственность и ее отсутствие, ассимиляция и диссимиляция, самоизменение и самосохранение и др. Главным же противоречием является универсальность и уникальность живых систем. Универсальность обнаруживается в общих принципах синтеза белка, генетического кода, закономерностях осуществления жизненных процессов и т. д. Неповторимость, уникальность свойственны каждой из живых систем.

Это противоречие и является, по-видимому, одним из основных (если не основным) источником самодвижения живых систем. Оно находит выражение в самовоспроизведении особи, вида, популяции через синтез молекулярных структур, деление одноклеточных, половое размножение и т. д.

Очевидно, что при всем многообразии точек зрения и подходов нет полного объяснения феномена жизни. Наука сделала важные открытия в сфере живой природы, выявляются все новые компоненты живых систем. Высказываются идеи о возможности небелковых форм жизни, хотя практика пока не может опровергнуть энгельсовское определение жизни. Мы имеем в виду тот факт, что науке не известны до сей поры иные формы жизни кроме белковых, протоплазматических. Видимо, поэтому биология, обогащенная массой новых открытий, все-таки в основе своей сохранила формулировку Ф. Энгельса.

Современные конкретно-научные предпосылки решения
вопроса о возникновении жизни

В настоящее время вопрос об условиях и путях возникновения жизни из теорий самозарождения и панспермии перерастает в вопрос об условиях и путях возникновения основных молекулярных структур живого (нуклеиновых кислот, белков) и возникновения строго согласованной системы этих молекулярных структур, которая обладала бы способностью самовоспроизведения и тем самым положила бы начало жизни. Исследования происхождения молекулярных структур живого начинают выделяться в особый раздел биологии, изучающий так называемую биохимическую эволюцию.

Среди современных теорий появления жизни следует отметить живучую идею пансермии, приобретающую новые формы. Одним из ее ревностных приверженцев является Нобелевский лауреат Ф. Крик, считающий, что некая "примитивная форма жизни была сознательно занесена на Землю другой цивилизацией". Его сторонники выдвигают сейчас предположения о возможности переноса из космоса

Вопросы истории России

Введение

2. Развитие философских представлений об истории (от античности до марксизма)

3. Сущность материалистического понимания истории. Закономерности и движущие силы исторического развития. Методология социально-исторического познания

4. Неклассические концепции истории (О. Шпенглер, Н. Данилевский, К. Леонтьев, Д.Тойнби, К.Ясперс)

Заключение

Список использованной литературы

Выдержки из текста

Современная философия истории - это относительно самостоятельная область философского знания, которая посвящена осмыслению качественного своеобразия развития общества в его отличии от природы.

Термин «философия истории» был введен Вольтером и охватывал совокупность философских рассуждений о всемирной истории без специального философско-теоретического обоснования их необходимости и правомерности.

Философия истории рассматривает несколько важнейших проблем:

Направленность и смысл истории,

Методологические подходы к типологизации общества,

Критерии периодизации истории,

Критерии прогресса исторического процесса .

В философии истории нет единства мнений ни по одному из названных выше вопросов. Точки зрения различны настолько, что, скорее, они противоположны, а не дополняют друг друга. Так, некоторые философы признают исторические законы, другие - их отрицают. Ряд философов считает, что у истории есть смысл, другие же считают, что смысла у истории нет и быть не может.

В первой половине ХХ века - время появления идей экзистенциализма, субъективно-идеалистического направления в философии появился подход, который стремился увязать смысл истории с целью и смыслом существования человека.

Большая часть современных философов считает, что у исторического процесса нет и не может быть цели. Цель ставит перед собой и обществом человек. В соответствии с этой целью он определяет и смысл истории.

1. Философия истории как часть философского знания

Философия истории представляет собой один из тематических разделов философского знания и определенный тип философского рассуждения.

Литература

1. Губин В.Д. Философия. – М., 2001. – 331с.

2. Ермакова Е.Е. Философия. – М., 1999. – 272с.

3. Краткая философская энциклопедия. – М., 1994. – 317с.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинение. Т. 42. – 334с.

5. Тойнби А. Постижение истории. - М., 1991. – 324с.

6. Философия истории / Сост. Ю. А. Кимелев. – М., 1995. – 420с.

7. Философия истории Н.Я.Данилевского / Бажов С.И. - М., 1997. – 370с.

8. Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М., 1996. – 340с.

9. Яковлев В.П., Кохановский В.П. История философии. – Ростов н/Д., 1999. – 576с.

О работе

Цена: 1260 рублей.

Дисциплина: «Философия »

Тема: «Философское осмысление истории »

Тип: «Реферат »

Объем: 22 * страницы

Год: 2009

Продажи полностью автоматические. Пароль выдается сразу после завершения процедуры покупки. Для получения пароля на реферат «Философское осмысление истории» произведите оплату.
Внимание!!! Работы могут не соответствовать требованиям к оформлению какого-либо конкретного учебного заведения.
Для получения полноценной курсовой или реферата с вашими требованиями сделайте новой работы.

По всем вопросам обращайтесь по почте .

Выберите удобный для Вас способ оплаты

+4% +10 рублей
+0.5%
+4% +10 рублей
+0.8%

АРХИТЕКТУРЫ

В.Г. Попов

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

Макеевка - 2004

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

ДОНБАССКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ СТРОИТЕЛЬСТВА И

АРХИТЕКТУРЫ

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

В.Г. Попов

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

Макеевка - 2004

УДК: 316. 43

Попов В.Г.

Философияистории. Учебно-методическое пособие. - Макеевка: ДонГАСА, 2004. - 33 с.

Освещены узловые проблемы философии истории, составляющие мировоззренческую основу дисциплин гуманитарного и социально-экономического цикла: истории Украины, экономической теории, политологии, культурологии, социологии, религиоведения и права.

Для студентов, аспирантов и магистрантов технических вузов.

Рецензент: доктор философских наук, профессор кафедры философии Донецкого национального технического университета Р.А. ДОДОНОВ.

Утверждено на заседании кафедры философии и экономической теории Донбасской государственной академии строительства и архитектуры 26 апреля 2004 года. Протокол № 10.

Введение.…..………………………………………………………… 4

§ 1. Философское понимание истории ………………………………. 4

§ 2. Проблема единства исторического процесса …………………… 9

§ 3. Проблема многообразия всемирной истории ……………………15

§ 5. Критерии исторического прогресса ……. ……………………… 27

Вместо заключения …………………………………………………… 30

Литература ….………………………………………………………….33

Введение

Термин «философия истории » введен в литературный оборот в ХVIII веке Вольтером. Однако основные идеи философии истории возникли значительно раньше. Философия истории исследовала и исследует чему и как учит человечество его история. Она даёт истолкованиенаправленности исторического процесса в целом и в связях настоящего, прошлого и будущего.

Адекватное понимание истории важно для каждого из нас. В отличие от животного человек живёт в потоке разнонаправленных и быстро меняющихся событий. И потому ему свойственно задумываться над связью времён - связью между «сегодня», «вчера» и «завтра». С будущим каждый из нас связывает свои надежды, с прошлым - воспоминания и сожаления, с настоящим - планы и намерения. Поэтому, как правило, людей волнуют вопросы логики и смысла исторических процессов.

Философия истории анализирует особенности и методы воспроизведения исторического процесса, структуру, смысл и движущие силы истории. История рассказывает человечеству о его генеалогии, о ярких событиях, запечатлённых памятью людей. Она накапливает опыт, добытый предшествующими поколениями. Поэтому иногда историю называют отчётом человечества о своих деяниях. В этом плане история общества сродни биографии отдельного человека. Однако биография не является автобиографией, её могут написать о человеке другие. У истории общества внешнего наблюдателя нет. От имени человечества она пишется специалистами многих профилей. В том числе историками-любителями и историками-профессионалами, историками-эмпириками и историками-теоретиками, собирателями исторических фактов и искателями смысла всемирной истории. Для решения сложных вопросов кооперации их усилий в процессе познания, объяснения и оценки прошлого требуется помощь философского знания, одним из разделов которого является философия и методология истории.

Философское понимание истории

И всё же необходимо ли нам, людям историческое видение социального мира? Вопрос не простой. Человек - существо историческое, созданное в ходе истории. Общество тоже пережило сложную историю. Но она всегда была историей людей и человеческих деяний. Поэтому история всегда интересовала людей, размышлявших, кто мы, откуда мы, для чего мы? Эрудиты останавливались на констатации фактов или хронологии событий, мудрецы шли дальше, пытаясь уяснить общие закономерности исторического процесса. Неоднозначность подходов к истории объясняется сложностью и многоаспектностью реальной истории и трудностями исторического познания.

Во-первых, история есть совокупность деяний людей, движение общества во времени, цепь взаимосвязанных и взаимообусловленных событий. Это - реальная, событийная история. Во-вторых, историей называют описание исторических событий. В-третьих, историей называют осмысление хода реальной истории, то или иное понимание логики событийной истории. Как осмысленный рассказ о событиях и деяниях людей историю понимали эллины, в языке которых возникло само слово «история». Но какая история интересует человечество? - История-правда или история-ложь, история-самоотчёт или история-донос (вспомним монаха-летописца из «Бориса Годунова» А.С. Пушкина), история-развлечение или история как жизненная необходимость? В трактате «Как следует писать историю» Лукиан из Самосаты писал: «Единственное дело историка - рассказывать всё так, как оно было». Эту формулу много раз повторяли и другие историки. Писать историю такой , какой она есть на самом деле (wie es eigentlich gewesen war) требовал немецкий историк Х1Х века Леопольд фон Ранке. Непредвзято фиксированная история интересовала людей как коллективная память о собственном прошлом. В этом качестве история интересует любого человека и сегодня. Однако на этом пути возникают познавательные трудности и ловушки. Прежде всего - проблема выбора адекватных инструментов и методов исторического исследования.

От эмпирического анализа исторических фактов, как правило, скрыта проблема эффективности его предпосылок и средств обобщения и истолкования фактов. - Исследователь-эмпирик использует методологические инструменты познания истории без их непосредственной подготовки, проверки и обоснования. Односторонний эмпиризм специалистов, тяготеющих к фактологии, порождает иллюзию непосредственной данности и непогрешимости спорных выводов. Более того, отказ от теоретического анализа подводит практику исторического исследования к ситуации «нуль-гипотезы», делает её жертвой беспредпосылочно-интервальной – «дикой» методологии, применяемой от случая к случаю. Подобное игнорирование мировоззренческой установки в ходе интерпретации фактического материала наказывает прежде всего самого исследователя, а через него и общество, которое поручило ему решение познавательной задачи. Разрушение исторической логики ведёт к теоретическому и практическому нигилизму, лишает общество надёжных ориентиров и объединяющих идей. Реальные погрешности исторических иллюзий обнаруживаются в научной кооперации ученых разных специальностей и разных поколений. Под давлением новых данных, часто окольными путями исследователи истории подходят к осмыслению философии исследования, то есть к проверке исходных методологических оснований. Поэтому для решения сложных вопросов познания и оценки прошлого требуется помощь философского знания, одним из разделов которого является философия истории, центральным методом которой выступает исторический метод .

Одна из главных задач философии истории заключается в прояснении структуры исторического процесса. Структура истории раскрывается в системе стадий, ступеней и этапов развития общества. Есть многоуровневые, сферные, «шкатулочные» (или «матрёшечные») интерпретации структуры истории. Известны линеарные (ленточные, линейные) и плюралистические (параллельно-множественные) схемы исторического процесса. В различных периодизациях выделяют две, три, пять и более стадий исторического процесса. Социалист-утопист Х1Х века Ш. Фурье и футуролог второй половины ХХ века Г. Кан насчитывали в истории более 30-ти эпох и стадий истории прошлого, настоящего и будущего. Такой разнобой в периодизационной структуре истории определён выбором разных оснований периодизации, критериев выделения исторических стадий.

Поисксмысла исторического процесса составляет другую задачу философско-исторического знания. Встречаются, конечно, заявления, что «история смысла не имеет», поскольку единой истории у человечества нет. А там где история, как говорится, хватает человека «за душу», - например, в политической сфере, - там мы обнаруживаем историю «международных преступлений и массовых убийств». Так пишет в работе «Открытое общество и его враги» К. Поппер. Более глубокой, однако, является мысль, согласно которой «философия истории есть суд над историей: мало сказать, что ход её был такой-то, что составляющие его процессы управляются такими-то и такими-то законами, нужно найти ещё смысл всех перемен, сделать им оценку, разобрать результаты истории и их также оценить». Так писал русский историк Н. И. Кареев. И хотя позднее он отказался от данного подхода, это сути проблемы не меняет. Характер событий, через которые проходят современники «судей истории», накладывает оптимистический, пессимистический или индифферентный отпечаток на прояснение смысла истории, на общую оценку полузабытого прошлого, проблемного настоящего и ожидаемого будущего. Мы не хотим быть манкуртами - людьми без исторической памяти, даже если сохранить достаточно полное представление об истории трудно: «сметает время даже имена - века идут , могилу ждёт могила », - писал английский поэт-романтик Дж.Г. Байрон, пораженный бесславным завершением наполеоновской эпопеи. Объясняя причину своего «космического пессимизма», он утверждал: «Всё погибает слепо и фатально - Ахилл зарыт и Троя сожжена, и будущего новые герои забудут Рим, как мы забыли Трою ». Однако социально-исторический пессимизм непродуктивен. Он обезоруживает участника исторического процесса как психологически, так и мировоззренчески. От учёных и философов ждут реального прогнозирования путей модернизации нашего общества, критического анализа перемен, совершающихся в мире на рубеже второго и третьего тысячелетий, поиска выхода из кризиса, с которым столкнулось человечество. Эта проблематика ставит перед наукой новые историко-познавательные задачи, которые ведут к переоценке ряда прежних постулатов философско-исторического знания, в том числе - в прояснении смысла исторического процесса.

Смысл истории проясняется степенью достижения обществом базовых социально-исторических ценностей: гуманности, свободы, самосознания, счастья, социальной справедливости, духовной гармонии и благополучия. Если история общества будет лишена смысла, то в нашу жизнь безудержным потоком хлынет исторический хаос: разорванная «связь времён (поколений)», дезинтеграция общественной жизни, террор, аморализм, нигилизм, варварство и анархия.

Но что такое человечество, кто его представляет и как оно проявляет себя в истории? Отвечая на эти вопросы, остановимся на источниках исторических изменений и движущих силах истории. Источниками историческихизменений являются фундаментальные противоречия общественной жизни, активность социальных групп - субъектов исторических изменений, столкновение их интересов, условия и стимулы человеческой деятельности, противоречия в системе детерминации исторических изменений, формы преемственностиисторической деятельности и опыта людей. Объединяющей основой исторического процесса во все времена служила преемственная связь поколений. Уяснив, что и как передаёт поколение «отцов» поколению «детей», как, почему и в какой последовательности совершаются деяния людей и события истории, мыслители размышляют о характере их взаимосвязи, единстве и многообразии исторического процесса, о формах, ступенях и уровне всемирности, достигнутой человечеством, о направленности самой истории. Важно учитывать особенности среды, в которой протекает история на каждом из её этапов. Человек похож на своих родителей, однако ещё больше люди походят на своё время, - гласит восточная поговорка. Понимание этого обеспечивается решением сложных проблем исторического познания. Среди них - понимание того, что история развивается как драматическое, а не пасторально-отлакированное действие. Она протекает в «коридоре» ограничений, одно из которых - угроза всеобщего уничтожения человечества маниакальными «делателями» истории, другое - сладкий идиотизм иждивенчества, беспроблемной жизни миллионов, отстраняемых от активного участия в историческом процессе за «взятку» стойлового содержания постиндустриальным, постэкономическим, информационным и любым другим обществом так называемого «всеобщего благоденствия». В этом отношении двадцатый век был показательно бурным и особенно трагичным: «На плечи бросается век -волкодав », - писал о нём О. Мандельштам. Впрочем, и предшествующий ему ХIХ век был не лучшим: «Век девятнадцатый , железный . // Воистину жестокий век , ... - констатировал А. Блок. - Век буржуазного богатства , (растущего незримо зла!) // Под знаком равенства и братства здесь зрели тёмные дела ...». Прошедшие «железные» века - только часть многих, пережитых человечеством. И их характеристика - не исключение, а скорее правило в истории.

Что же объединяет такие разные исторические времена и что способствует пониманию их специфической логики? Логику истории проясняет степень достижения обществом высот прогресса и базовых социально-исторических ценностей. Степень их достижения и воплощения задаёт смысл истории. Сам факт самосохранения человечества в истории и через историю служит, быть может, один из самых значительных примеров, который история дала человечеству.

Зададимся вопросом: оправдывает ли человечество суд состоявшейся истории? Кто рассудит историю и современное человечество? Каковы «уроки» суда истории? Поставленные вопросы из числа тех, задавать которые очень полезно, но отвечать на которые очень опасно. Ибо под суд попадает и сам историк со всеми добродетелями и слабостями его души, ориентацией на критическое или апологетическое отражение истории своего времени. Начнём с очевидного. История - это не только «дела давно минувших дней, преданье старины глубокой». В разнообразных формах она присутствует в нашем «сегодня», определяет жизнь современного человечества, подготавливает нашей деятельностью историческое «завтра». Прошлое учит нас опыту состоявшейся истории. Оно есть некая данность, которую историк изменить уже не в силах, но которую он может перетолковать (реинтерпретировать) в системе собственных ценностей, идеалов и методологии. Подобная - переосмысленная картина истории оказывает мобилизующее либо деморализующее воздействие на сознание и поведение миллионов людей. Таким образом «картины» истории, как и обломки общественных структур, психологическая инерция и ценностные ориентации уходящих эпох, ещё долго будут довлеть над жизнью и миропониманием новых поколений.

Обществу присуща тенденция поступательного движения, которая подчиняет себе моменты цикличности и регресса, также свойственные историческому развитию. При этом не только общественный регресс, но и технический прогресс уже не первый раз ставит человечество на грань урбанистической, демографической, ракетно-ядерной, ресурсно-экологической, медико-антропологической и иных катастроф. И если история продолжается и человечество не погибло, то значит она не бессмысленна, и главный смыслсуществования человечества во времени состоит в отсутствии исторического коллапса - в наличии самой истории. История как бы оправдывает человечество, отшелушивая всё фиктивное, искусственное, наносное в его деяниях. Она говорит человеку, впавшему в отчаяние: «сотри случайные черты - и ты увидишь : мирпрекрасен ...» (А. Блок). Мир истории прекрасен даже в самых трагических моментах общественного прогресса. Ибо нет худа без добра - добро есть преодоление зла. Без борьбы со злом не было бы и самой истории. За будущее всегда надо бороться. Однако - за какое будущее, чем одни представления и суждения о нём предпочтительнее других? Где объективные основания наших исторических оценок? Здесь мнения историков расходились, иногда - до взаимоисключающих. Время, однако, всё рассудит, – гласит народная мудрость. Каждая эпоха судит, критикует или оправдывает прошлое. И вынося приговор (с учётом опыта, накопленного поколениями), новая эпоха становится мудрее, а человечество - взрослее. Каким бы абсурдным ни казался иной приговор эпохи, этот приговор, в конечном счёте, верен, потому что подтверждён опытом состоявшейся, а не домыслами утопическо-иллюзорной или надуманно-кабинетной истории.

Ф.М. Достоевский как-то сказал: если человечество явится на Страшный суд с томом «Дон Кихота», оно будет оправдано. Гарантия оправдательного приговора Истории - в выстраданности человечеством уроковсвоейистории. Человечествоколлективизируется, обобществляется.Его история становится всё более всемирной. В неё вливаются микропотоки истории отдельных стран, народов и цивилизаций. И хотя человек-в-норме остаётся привязанным к своей «малой родине», но живёт он сегодня по преимуществу не в биографическом, но и в историческом времени и окружении. Поэтому место, время и житейская биография каждого вплетены в универсальные процессы той или иной степени общности и продолжительности. Попытки «изоляционистской», отдельной, доморощенной истории ныне окончательно скомпрометированы и обсуждению не подлежат. Научно-технический прогресс и международное разделение труда активизируют и делают этот опыт общим для всех стран и народов.

Конечно, время от времени отдельные эпохи и «провинции» (регионы) всемирной истории потрясают технические перевороты, экономические, политические и культурно-цивилизационные кризисы, идеологические революции, волны которых заливают всю планету. Но они лишь акцентируют, но не отменяют уроки, преподанные историей человечеству.

§ 2. Проблема единства исторического процесса

Философия истории различает всемирную историю и историю отдельных стран и народов. Всемирная история есть системное единство историй различных стран и этносов.

Чем задаётся системное единствоисторическогопроцесса, которое проявляется прежде всего в событиях общечеловеческого значения? На первый взгляд это единство задаётся событийной и хронологической непрерывностью истории и необратимостью исторического процесса. Однако в ходе непрерывной истории, например – Китая и античного мира, исчезали громадные государства, рушились древние цивилизации, гибли, превращаясь в «навоз» истории, целые народы. Об этом свидетельствуют, например, историк Сыма Цяня и «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. В трагической стихии жизни единство истории если и сохранялось, то принимало своеобразную форму «единства» жертвы и хищника в желудке последнего. Так что событийность и хронология истории хотя требуют учёта, но последними основаниями обобщающего смысла истории быть не могут. Его ищут в явлениях, которые выходят за рамки конкретных событий и времён. В поисках источника общего в истории идеалисты, например, апеллируют к духовному единству людей, но при этом спотыкаются о многообразие человеческих культур и цивилизаций. Противоположное историческому идеализму материалистическое понимание истории (в концепции К. Маркса) сводит единство исторического процесса к объективной логике экономического развития, в русле которого формируется единая история человечества, а сама история принимает форму возникновения, развития, расцвета и гибели общественных формаций , последовательная смена которых образует магистраль или ось сохранения и развития истории.

К. Маркс объяснил последовательность ступеней мировой истории объективной логикой и закономерным единством экономического развития мира. В частности - развитием производительных сил и производственных отношений в экономических регионах мира, формированием мирового рынка и международного разделения труда, которые, в конечном счёте, задают сближение социальных структур, общественно-политических форм и форм культурного общения разных народов и регионов мира однотипных ступеней развития.

К. Маркс определил общественную формацию как форму и тип общества, которое находится на определённой ступени исторического развития и имеет своеобразные отличительные характеристики. Он истолковал историю как процесс движения по ступеням всемирно-исторического прогресса. Ступени формационного развития обусловлены прохождением обществом ступеней экономического формирования всемирной истории, таких как первобытность, азиатский способ производства, антично-рабовладельческое хозяйство, феодальная и буржуазная системы экономики. Формационные «координаты» или стадиальное положение каждого конкретно-исторического общества определяет тип и уровень развития его хозяйственно-экономической организации, а в ней - способ производства материальных благ (ведущий - в случае, если конкретное общество является многоукладным). Понятие способа производства и присущих ему производственных отношений используется К. Марксом в качестве критерия отнесения конкретного общества к той или иной общественной формации. Противоречия способа производства раскрывают механизмы и источники развития и смены формаций. «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества», - подчёркивает К. Маркс. Тем самым им заданы факторы оси преемственности (развитие производительных сил) и прерывистости стадий формационной истории (по типу производственных отношений).

Учёт производственно-экономической специфики формационных стадий истории позволяет обнаружить объективную структурированность истории. Каждая система общественных отношений рождается, развивается и сходит с исторической арены, закономерно уступая место новой, более развитой формации. Последовательность смены формаций объективна и исторически оправдана. История предстаёт закономерным процессом прохождения конкретной страной формационного состояния данного типа, которое является необходимым следствием экономического развития. Среди стран одного уровня экономического развития, как правило, нет формационных исключений - «кентавров» или формационных «уродцев», «оборотней» («Werwölfe – термин К. Маркса). Первобытность не может сменить общество предпринимательского типа. Крестьянскую страну, конечно, можно условно именовать «социалистической», но прямого отношения к посткапиталистическому социализму и коммунизму формационной схемы К. Маркса такая страна иметь не будет.

Однотипные, близкие по формам экономического развития, общества как бы повторяют исторический опыт другой страны, более продвинутой в формационном развитии. Таким образом, процесс развития и смены общественных формаций законосообразен, хотя выражает не жесткую последовательность прохождения всех формаций каждой страной, а лишь тенденцию формационного развития тех или иных конкретных обществ.

Место каждой формации в ряду других общественных форм обнаруживается благодаря чётко фиксируемым объективным признакам, связанным с типом производственных отношений. При этом конкретно-формационным потокам всемирной истории свойственна вариативность градаций и вариаций общественных и региональных форм. В модели исторического типа формации воспроизводятся собирательные черты общества исторически наиболее зрелого уровня. Реальным прототипом подобной модели является страна, группа стран или исторический регион, в которых формационный тип производственных отношений достиг классически развитого уровня зрелости. «Германо-ирокезскаяя» первобытность, «домогольская» Индия, античная Греция и Рим, западно-европейское средневековье (Франция) и буржуазная Британия Х1Х века послужили конкретно-историческими прототипами стадий формационной истории, стали ориентирами в диагностике формационного состояния других обществ.

Формационная диагностика истории чрезвычайно важна. В случае «опережающего» и «отстающего» развития стран её ориентиры предостерегают силы, персонифицирующие общественный прогресс (или регресс), от игнорирования последовательности ступеней прогресса - утопически-авантюрного декретирования новых общественных отношений, равно как и от реакционных попыток силовой консервации и реставрации порядков, исторически изживших себя.

Итак, одни страны представляют определённую формацию в классически приближенном варианте её развития. В развитии других стран их формационный тип (модель) усреднён - менее выражен. Третьи, в силу тех или иных существенных конкретных обстоятельств, проходят данную формационную ступень развития как бы в «свёрнутом» виде, минуют её. Обстоятельствами, которые корректируют формационную логику, могут стать:

1) организация международного разделения труда (например, африканские страны в их миновании развитого феодализма);

2) угроза национальной катастрофы (Китай в его отношении к мировой капиталистической системе);

3) хозяйственная (сырьевая или человечески ресурсная) недостаточность или избыточность тех агентов производства, которые являются ключевыми в экономической организации данной формации: земля на вновь осваиваемых континентах, рабство в варварском обществе Скандинавии и Исландии, новые технологии в эпоху международной конфронтации.

Учёт такого рода исторических обстоятельств свидетельствует, что эволюция общественных форм после открытия К. Маркса перестала быть предметом произвола и догадок. Как и демонстрацией некоего плоского исторического однообразия обществ, остающихся во все века «на одно лицо»: обществами «вечного рабовладения» (от Авраама до Освенцима), «вечного феодализма» (от Вавилона до Наполеона) или «вечного капитализма» (от Хаммурапи до Рокфеллера). В перечне формационных способов производства [напомним, что в классовой фазе истории формаций (занимающей центральное место в исторической идеологии пролетариата) К. Маркс выделяет азиатский, античный, феодальный и буржуазныйспособыпроизводства] просвечиваются контуры гегелевской схемы движения к осознанию свободы стадиально-региональных «миров»: патриархально-деспотического «Востока», античного «мира» свободных и рабов, феодально-буржуазного «мира» западной («христианско-германской») Европы.

Стоит отметить, что предысторию (первобытность) общества оба философа поместили в нулевую фазу истории. - Сравните «предысторию», которая, по-Гегелю, ещё протекала в его время на африканском континенте, и «естественное общество» доэкономической схемы истории молодого К. Маркса. Просветители ХYIII века, социалисты-утописты и Л. Фейербах сформулировали прогноз о будущем «истинно-человеческом» обществе - «естественно-гуманном» завершении мировой истории. И первая гипотеза (о «естественном» обществе) и второй прогноз (об истинно-человеческом, гуманном обществе будущего) оставили глубокий след в марксовой типологии формаций - в гипотезе об обществе, которое возникнет на основе высшего - коммунистического способа производства (социалистического на первом этапе развития этого общества), и в коллективистской модели первобытно-общинного строя. Позднее К. Маркс дал экономическое обоснование формационной модели единства и стадиальной целостности истории.

Нарушение логики материалистического понимания истории, попытки перепрыгнуть через стадию общественного развития и реализовать модель коммунистической формации в обществе допотопно-крестьянского типа привели народы нашей страны к гигантским человеческим жертвам, к растрате производительных ресурсов населения, природы и истории, к утрате формационного потенциала развития и, в итоге, - к торможению естественно-исторического процесса смены общественных формаций странах Евразии и к компрометации идеи социализма.

Скажем больше. Снятие идеологических наслоений с социально-исторической картины общественного строя бывшего СССР показывает, что подобное общество ни фактически, ни концептуально не соответствовало модели социума, переросшего и превзошедшего буржуазную стадию формационного развития. Обществу «реального социализма» приписали чужое (!) место в формационной схеме всемирной истории, разработанной Карлом Марксом. В материально-техническом базисе так называемые «социалистические» страны отстали от развитых капиталистических стран на целую технологическую эпоху. Единственной сферой, где сравнение с производительными силами западных стран было ещё возможным, оказалась сфера военного производства, а не нормальной - «гражданской» экономики, обеспечивающей жизнь огромной страны. В СССР господствовала не общественная, а государственно- корпоративная собственность, подмяв под себя хилую колхозно-кооперативную и личную собственность граждан. Трудящийся не мог распоряжаться самостоятельно даже собственной рабочей силой. Могущественные ведомства, по существу - многочисленные кланы чиновников, превратились в реальных собственников «общественных» средств производства, а через систему централизованно-бюрократического распределения - и средств потребления, которые создавались трудом миллионов советских тружеников. Постперестроечное разграбление классом чиновниками общенародного достояния, созданного кровью и потом многих поколений, было юридическим закреплением тех фактических отношений собственности, которые сформировались в нашей стране в период 1917 –1990-х годов.

Граждане СССР были превращены изформальных хозяев вфактических наёмных работников бюрократического аппарата. Это сковало производственную инициативу и социальное творчество миллионов и довело население страны до нищеты в результате бездарного управления производством и обществом чиновничьим аппаратом. Советское общество утеряло импульс саморазвития, стало бессубъектным и проиграло соревнование с западными странами в научной, технической и социально-бытовой области. До неузнаваемости были деформированыпринципы, провозглашенные как социалистические. Эгоизм, лицемерие, двойная мораль, варварские методы воздействия на людей стали культурной нормой жизни, навязанной «верхами» миллионам граждан. Искренняя тяга людей, поверивших в социализм, к лучшей жизни беззастенчиво эксплуатировалась аппаратной верхушкой общества в целях корпоративного и личного обогащения. Прижились чудовищные формы насилия и тоталитарного контроля над личностью, большими и малыми социальными группами. Социальная защита населения превратилась в равенство в нищете, ибо, по уровню социальной защищённости - в сравнении с практикой западных стран - в худшем положении оказалось подавляющее число граждан СССР. «Реальный социализм» на деле стал демагогической формационной бутафорией, идеологической «потёмкинской деревней». Это отбросило страну на обочину социального, экономического и культурного прогресса.

Что же было построено в СССР на самом деле ? Какие реальные структуры возникли в нашей стране в ходе большевистского эксперимента? Какое отношение они имеют к формационному единству истории? - Долгое время объяснение этих вопросов искали в ленинской идее многоукладной экономики и превращения переходной экономики в систему государственно-колхозного социализма. Однако советская экономика так и не переросла уровня, объективно заданного потенциалом первого промышленного переворота - уровня механизации и машинизации («индустриализации») технического базиса. В СССР возникли своеобразные социально-экономические новообразования или «новоуклады». В числе этих, «новых» укладов ведущим стал уклад военно -промышленного комплекса (ВПК). В его рамках сосредоточилась импортированная передовая (для своего времени) техника, технология и наиболее подготовленные кадры. В СССР, фактически, не было предприятия, которое бы прямо или косвенно не обслуживало военно-промышленный комплекс. Страна производила, например, бронетанковой техники больше, чем все остальные государства мира, вместе взятые, хотя по эффективности она отставала от противотанковых систем стран Запада. Заявки ВПК считались приоритетными, а практикуемое им расточительство ресурсов приняло гигантские размеры. Военно-промышленное ведомство начало диктовать внутреннюю и внешнюю политику стране, пример чему - афганская авантюра.

Оттеснение военным комплексом на задворки союзной экономики гражданских отраслей производства и игнорирование подобной «экономикой» повседневных нужд населения вызвали к жизни так называемую «теневую экономику » или уклад нелегализованого бизнеса, который вырос из использования возможностей, не реализованных милитаризованной экономикой СССР. Он охватил разнообразные виды противоправной экономической деятельности, породил симбиоз товарно-денежных и планово-распорядительных отношений. Нелегальный (по тем временам) бизнес обслуживал, как правило, нормальные, но не удовлетворённые казённой экономикой, потребности населения. «Теневики» внедрились в сферу платных бытовых услуг, подсобные хозяйства, строительство, сферу ремонта, извоз, услуги в автосервисе, медицину, педагогику, охрану личной безопасности. Теневая экономика специализировалась и на «индустрии порока». К началу перестройки «теневые» структуры создали собственные вооруженные формирования и группы лоббистов во многих центрах власти: государственных и законодательных органах в центре и на местах. Укладные интересы обслуживала соответствующая идеологическая надстройка, оправдывавшая и мифологизировавшая деятельность и интересы «теневиков». Этот уклад стал криминальной формой возрождения, укрепления и последующей легализации предпринимательского (капиталистического, буржуазного) сектора деятельности со всеми «родимыми» пятнами, свойственными периоду первоначального накопления капитала.

Процесс «теневого» перерождения декларативного социализма общества сопровождался созданием особого уклада насилия - пенитенциарно-силовых отношений, ориентированных на эксплуатации принудительного труда миллионов людей. Уклад лагерной экономики стал реализацией модели «казарменного социализма» и объективным ответом истории на попытку строительства нового мира в обществе с преимущественно докапиталистическими формами труда и социальной организации. Лагерный уклад оказался неизбежным, поскольку 40–70 % труда в советском обществе составлял немеханизированный, ручной, «допотопный» труд. Десятилетиями в концлагерях и тюрьмах содержались миллионы часто совершенно безвинных людей. Практически из каждой семьи под видом борьбы с преступностью изымались ошельмованные люди для бесплатной работы на номенклатуру «на всю оставшуюся жизнь». Труд в концлагерях, по существу, был рабским . В рамках уклада принудительного труда создавалось до трети национального продукта. Лагерный труд был малоэффективен и расточителен, так как не знал иных стимулов, кроме страха смерти и наказания голодом. Относительной была свобода граждан, живущих по «эту» сторону колючей проволоки: у них не было права покинуть (без разрешения чиновника) предприятие, колхоз, местожительство по месту прописки. ГУЛаг стал практически реализованной моделью тоталитарного «социализма».

Подводя итоги, следует помнить, что история «реального социализма» даёт обширный материал для ответа на вопрос о типологической специфике общества, сложившегося в СССР. А ответ этот таков: советское общество не отвечает формационной типологии К. Маркса. Такое общество оказалось бутафорией «под социализм (коммунизм)» с принудительным и кроваво-тоталитарным наполнителем. В формационном отношении за фасадом бюрократическо-гулаговского социализма скрывался всемирно-исторический тупик.

Итак, реальное общество СССР опиралось на многоукладную экономики, но это была экономики не классического, а превращённого, вернее - извращённого, типа. Появление подобной формы было результатом волюнтаристски-противоестественной эволюции феодальных структур в индустриально-буржуазные формы жизни в условиях эгоистического воспроизводства класса номенклатуры чиновников. Понятно, что подобное общество не описывается логическим аппаратом формационной типологии истории и, являясь формационным «оборотнем», метко охарактеризовано «Верхней Вольтой с ракетами». Советский семидесятилетний социально-исторический эксперимент, таким образом, не опровергает, а подтверждает («от обратного») правильность формационного понимания единства всемирной истории.

История философии как наука формируется на протяжении тысячелетий. Возникает она очень давно. Само слово «философия» означает любовь к мудрости . Философия формировалась как мировоззрение — совокупность взглядов на мир, явления природы, общество, человека. Существуют различные виды мировоззрений: жизненное или обыденное, природно-научное, религиозное, эстетическое, моральное и т. д. Мировоззрение — это не только система знаний о мире, но и способ, результат освоения, познания мира, формирования отношения к окружающей среде. История философии показывает, как в те или иные периоды развития общества рассматривался человек и его место в мире, его духовность, Добро и Зло, Справедливость и Несправедливость, Истина и Ошибка. Каждое поколение решало и решает по-своему, в зависимости от исторического и социального опыта, целей и способов, идолов и идеалов, задания философского познания, осознание окружающего мира. Разнообразие представлений о мире, человеке и стало .

Для чего же необходимо изучение всех взглядов, суждений о мире и человеке? Не существует другого способа развить мышление, обогатиться культурой, кроме как постичь, осмыслить вместе с древними мудрецами пути решения вечных проблем, философских противоречий, антиномий, логических парадоксов . Это так же является предметом истории философии.

Становлению истории философии присущи два взаимосвязанных аспекта: во-первых, философия — наука историческая, выявляет и критически анализирует факты развития философской мысли, закономерное изменение философских учений, а во-вторых, предмет изучения истории философии обогащает современную философию достижениями философской мысли прошлого. Органичное сочетание обоих аспектов — задание и идеал историко-философской науки.

В процессе становления истории философии как науки аспекты во многом разделяются. Отношения между философией и историей философии имеют различные формы, что дает почву для разных типов историко-философского мышления, формирования определенных суждений, концепций. Выделяют следующие историко-философские построения: эмпирическое, критическое, синтетическое, описательное и др.

Эмпирическая концепция

Эмпирический тип историко-философского мышления ярко высветлен в трудах античных досократиков, которые излагали философские взгляды тематическими рубриками, проблемно, систематизированно. Подход к пониманию истории философии досократики противопоставили другим школам, а именно таким, которые вместе с биографией философов представляли и целостные философские учения. Эмпирический способ изложения истории философии наблюдается и в ХІХ в. в «Очерке истории философии» Фридриха Ибервега.

Главной особенностью эмпирического подхода к истории философии является то, что наблюдение и память, при этом не важно, каковы их источники — свидетели или архивы, определяют ведущую функцию философского осмысления. Внутренняя рефлексия, рациональная деятельность, изучение, борьба осмысливающего духа со своим предметом — миром, жизнью в конкретно-исторических условиях — все остается вне сферы исследовательского интереса мыслителя. История философии не может стать историей взглядов, мыслей, учений. При таком подходе история философии превратилась бы в перечень взглядов, суждений, обобщений и в конце концов в галерею нелепостей и ошибок.

Эмпирический подход к познанию, к формированию философских теорий фактически ликвидирует историю философии как науку.

Критическая и скептическая концепция

Критический тип историко-философских соображений впервые сформулирован античным философом Платоном , который подчеркивал необходимость всестороннего анализа, чтоб выяснить, порождает ли мысль ложный признак или все-таки истинный и полноценный плод. Позднее христианские философы критерием критического анализа делают взаимоотношения учения и религиозных догматов. Так, Ипполит в труде «Обличение всех ересей» ставит историю философии на службу , стремясь с помощью истории философии опровергнуть еретические учения, доказывая, что установки еретиков заимствованы не из Святого Писания,а из учений древней философии — философии, мистерий, астрологии.Опытом философской критики, применимой к истории философских учений, стал скептицизм . Историко-философское основание скептицизма — расхождение между философами в решении принципиально важных философских проблем. Противоречия и расхождения среди философских школ — симптом невозможности познания и выработки единого истинного учения. Поэтому, как говорил Секст Эмпирик, во всяком учении должно существовать согласие относительно изучения предмета, того, кто его изучает и способа изучения. Так как если ни в чем нет согласия, то нет и учения.

Идеи скептицизма оказались привлекательными для многих поколений философов эпохи Средневековья и завершился в ХІХ в. становлением позитивизма . По мнению позитивистов, задание философии состоит в обобщении научных фактов . Наибольшая ее ценность заключается в том, что она отражает формирование идей, которые оказали определенное влияние на развитие общества; теоретически, писал английский философ-позитивист Джон Льюис, история философии имеет дело не с трудностями, а с невозможностью: ее вопросы недостижимы для позитивного знания, поэтому для нее прогресс невозможен.

В пределах критической концепции истории философии наиболее плодотворным стал кантианский подход . В конце XVIII в. в рукописных заметках история философии выделяется из истории как эмпирической науки в целом на том основании, что в ней нельзя ничего поведать о том, что случилось , не зная для начала, что должно было случиться и что могло случиться. Высказанная идея, во-первых, имеет в зародыше правильную мысль о закономерности историко-философского развития и о необходимости выявления такой закономерности, во-вторых, в ней есть путь решения самой важной методологической проблемы в истории философии — взаимодействия в процессе философского развития случайности и необходимости. Кантианец Конрад Хайденрайх считал, что в процессе историко-философского анализа стоит стремиться к тому, чтобы генетически развивать каждую систему взглядов и формировать в соответствии со всеми причинами, которые могли на нее повлиять. Философ отмечает, что следует обосновать целое и составные части теоретических положений, концепций, систем взглядов.

Психологические установки в истории философии

В конце XVIII — начале XIX вв. кантианская концепция истории философии развивается под влиянием психологизма . В работах Германа Гесса , Карла Рейнольда и других подчеркивается тот факт, что история философии — совокупность изменений, которые претерпела наука о необходимых и общезначимых формах, правилах и принципах первоначальных возможностей человеческого духа.

Психологизм — методологическая установка в истории философии — достиг своего завершения в обработанной Карлом Карусом системе философских учений. Историю философии понимали как систематический генезис учений, которые отражали вечную тревогу человеческого духа, охваченного поисками истины. Вечную тревогу человеческого духа можно научно рассматривать только при условии взаимодействия ее с определенной и неизменной нормативной идеей по аналогии с кантовской регулятивной идеей Разума. На основе такой методологии Карл Карус выделяет в развитии философии ряд типов философских учений: догматизм (эмпиризм, рационализм, эклектизм); системы бытия (реализм, идеализм, синтетизм); системы причинности (детерминизм, индетерминизм); системы судьбы (фатализм, слепая необходимость); теологические системы (супернатурализм, теизм, атеизм, деизм); этические системы (материальная и формальная этика). Такая структура — с теми или иными изменениями — стала основой для более детальной классификации учений — критерием отбора материалов, которые принадлежат непосредственно философии.

Концепция историко-философского процесса Георга Гегеля

Научное решение многих проблем закономерного характера историко-философского процесса справедливо связано в истории философии с синтетическим представлением . Основоположником синтетического подхода считают Аристотеля . В историко-философском анализе древнегреческий философ видел способ определения логики становления собственной философской теории, а также той историко-философской закономерности, которая побуждает мыслителей создавать новые философский системы.

Важный шаг в создании научной истории философии сделал немецкий философ Георг Гегель , который всесторонне обосновал принципы, которые выдвинул Аристотель. Дополняя положения Аристотеля о философии и ее истории, Георг Гегель утверждает в познании необходимость связи философии со временем, с духом эпохи и идеей прогресса. Развивающийся ум сам по себе становится в истории философии целью, не чужой и принесенной извне, а самим предметом, лежащим тут в основании и с которым сравниваются отдельные индивидуальные образования.

В историко-философской концепции Георга Гегеля односторонне анализируется вся историография. Философу удалось не только сохранить единство философии и истории, но и достичь того, чтобы она выступала как оригинальное слияние, в основе которого лежит общий закон логики, определяющий развитие философии. История философии, по мнению Георга Гегеля, в процессе развития проходит те же фазы, что и философия, постигающая бытие, суть которого составляет логика абсолютности. Философские учения прошлого представляют собой не что иное, как выражение категорий логики, которые возникают исторически. Следовательно, согласно высказанной идее, Георг Гегель утверждал, что последовательность систем философии в истории такая же, как и последовательность в выведении логических определений идеи. Таким образом, субстанциональной основой истории философии выступает логическая идея в многообразии определений. Логическая идея призвана вселить дух жизни в историю философии, наполнить ее глубоким смыслом. История теперь представляет собой не повторение одного и того же смысла, который отвечает априорной (предопытной) идее, а процесс углубления идей.

История философии, как утверждал Георг Гегель, таит глубокую внутреннюю связь, заключающуюся в провиденциализм е, в наличии цели, которая определяет движение философской мысли. Для адекватного понимания историко-философского процесса используют два логических понятия — развитие и конкретность . Развитие философии понимается как переход от состояния в себе к состоянию для себя. Другими словами — до осознания идеи, которую философ отражает в современную для него историческую эпоху и которая наперед определена целью, стоящей перед ним. Движение от одной идеи к другой приобретает форму движения от абстрактного к конкретному. В процессе такого движения высшая степень синтезирует пройденные ниже степени. Вся история философии, рассуждает Гегель, представляет собой созданную целостную историко-философскую концепцию, дающую новое понимание истории философии, указывая на субстанциональную основу и закономерный характер ее развития. Изучение истории философии — не пустое коллекционирование фактов и анекдотов, не рассмотрение совокупности взглядов, а постижение сути философии.

Материалистические варианты историко-философского процесса

Представление о сути историко-философского процесса формируется в контексте материалистической традиции в философии. Критикуя гегелевскую концепцию истории философии, немецкий философ Людвиг Фейербах отмечал, что история философии, сохраняя последовательную связь с интеллектуальным содержанием прошлого, имеет дело не только с прошлым, но и с современностью. История философии — арена борьбы рационализма с иррационализмом, реализма с мистикой. Людвиг Фейербах подчеркивает философское значение атомистического материализма и с помощью историко-философских аргументов обосновывает идею о том, что материалистическая традиция в истории философии , жизнерадостная философия Возрождения предшествовали философии экспериментальной науки XVIII в.

В статье «Отношение к Гегелю» Людвиг Фейербах упрекает Гегеля в том, что он рассматривает философию как поток, но поток, который не имеет дна. Дело даже не в том, что Гегель останавливает поток, — он не нащупал дна, т. е. объективной основы потока, той реальной жизни, которая определяет задания и выводы философии. Фейербах писал, что смысл неоплатонизма немецкий мыслитель Георг Гегель видел в том, что абсолютная идея обнаружилась в форме возбуждения.

На самом же деле неоплатоническая эпоха стала несчастной эпохой недовольства миром, болезненным периодом. В такой период, эпоху философия играет роль медицины и должна удовлетворять потребности больного сердца, залечивать раны, компенсировать недостатки мира, реальности. Это возможно лишь благодаря образам, очаровывающим души, благодаря фантазии, а не разуму. Фейербах, безусловно, прав, когда провозглашает возможность и необходимость трактовать философию эпохи как выражение ее потребностей и страстей.

Однако значительно глубже, чем уровень фейербаховского психологизма в толковании философии эпохи, понимал проблему российский мыслитель Александр Герцен . В работе «Письма об изучении природы» им обосновывается идея об ориентации философии не на мысль об идее, а на мысль о природе . Дело науки — подъем всего сущего к мысли. Понять предмет — значит раскрыть необходимость его содержании, оправдать бытие, развитие, то, что мыслиться необходимым и разумным, не является чужим, а стало ясным осмыслением предмета. Такую же мысль можно использовать и по отношению к истории философии — истории мышления — продолжения истории природы. Не отвергая гегелевской диалектики, Александр Герцен изменяет взаимодействие исторического и логического. Логическое развитие идей проходит те же фазы, что и развитие природы и истории, оно, как аберрация звезд на небе, повторяет движение планеты. Так как развитие человеческой мысли осуществляется не соответственно идее, существует широкий простор свободы духа, даже свободы личности, охваченной страстями. Поэтому напрасно искать в истории тот порядок, который вырабатывает для себя чистое мышление .

Диалектико-материалистическая традиция анализа историко-философского процесса объединяет философское развитие с процессом, внутренние движущие силы которого обуславливаются социально-экономическими причинами, научными достижениями и развитием форм общественного сознания. На протяжении истории философии, писал Фридрих Энгельс, философов подталкивала вперед не только сила чистого мышления, как считалось, — наоборот, в действительности их толкало в основном мощное, все более бурное и стремительное развитие природоведения и промышленности.

Марксистская теория историко-философского процесса рассматривает развитие философии как перманентную борьбу разных учений, в процессе которой осуществляется радикальная поляризация философии на материалистическое и идеалистическое направления. Отношения борьбы между ними представляют собой форму развития философского знания, а принцип партийности философии наряду с принципом историзма считаются необходимыми выражениями материалистического понимания истории, теоретической основой научности истории философии.

Философия истории философии

В современной философии Запада формируются различные подходы к пониманию мирового философского процесса и к обоснованию методологических принципов его анализа. Со второй половины ХХ в. во Франции, Италии, Германии и др. странах широко распространяется направление философия истории философии , представленное в работах Поля Рикера, Марселя Геру и др. По мнению Марселя Геру, настал период констатировать философию истории философии как современный вариант рефлексии о многовековой истории философского знания. Считается, что в философии нет заранее заданного априорного объекта, он меняется от системы к системе. К тому же именно понятие «история философии» точно не определено и допускает разные толкования. Марсель Гуру противопоставляет историю философии истории науки, под которой понимает фактически только историю природоведения .

Французский мыслитель Марсель Геру не признает и влияния традиций на философию, исключает определенность прошлым новых философских систем. Так как радикальные идеи всегда представляют собой нечто новое, не связанное с традициями. В философии нет объективного предмета исследования, новые возникающие философские школы не отражают внешнюю реальность. Оригинальный мыслитель создает собственную реальность, а не объясняет ее влиянием внешнего объекта. Вместо истории философии Марсель Геру в труде «Философия истории философии» разрабатывает идею метафизической самодостаточной ценности, неизбежных философских систем прошлого.

Аналогичные ценности становятся предметом такой отрасли знания, как дианоэматика (дианоэма — учение).

Концепция Вильгельма Дильтея

Известный немецкий философ Вильгельм Дильтей считается по ряду занимаемых им позиций продолжателем философского наследия Георга Гегеля . Но гегелевскому учению о закономерном прогрессивном развитии философии Вильгельм Дильтей противопоставил концепцию анархии философских систем . Разным эпохам соответствуют различные мироощущения, отображающие содержание разных философских учений. Вильгельм Дильтей утверждал, что исторически разные философские учения стремятся постичь то, что находится в потоке исторических изменений, отгадать загадку бытия, понять смысл человеческой жизни.

Оригинальные философские системы имеют конкретно-исторический характер и отрицают ответы философских учений, соревнующихся с ними, на конкретные вопросы эпохи, периода, этапа истории. Даже относительное единство всех философий нисколько, по мнению Дильтея, не отменяет анархии философских систем.

Последователь Вильгельма Дильтея философ Форст Кренер , развивая историко-философскую концепцию, утверждал, что настоящий скандал философии в анархии философских систем заключается в том, что философские взгляды и их жестокая борьба составляют две стороны одного процесса.

Герменевтика. Экзистенциализм

В современной философии Запада широко известно герменевтическое трактование историко-философского процесса. По мнению Ганса Гадамера , истории философии как науки не существует. Такой вывод обосновывается тем, что традиция как выражение определенного онтологизированного смысла не подлежит развитию, лишь по-разному постигается, но существует испокон веков, во все периоды и эпохи истории, поэтому мыслитель находится не за ней, а в середине нее. Такая методологическая позиция предоставляет историку философии возможность изучать развитие философии в границах концепции единства мирового историко-философского процесса и имеет ряд позитивных идей: одобрительная оценка классики и присоединение к идее общности историко-философского процесса, признание в философских текстах прошлого смысла, независящего от познающего субъекта, констатация наличия определенной теоретической позиции в постижении прошлого.

В ХХ в. ряд направлений западной философии рассматривают экзистенцию как ключ к истории философии. Экзистенциалистов не интересует история философской мысли сама по себе, так как ее анализ, опирающийся только на факты, не может не быть, на их взгляд, поверхностным. По Мартину Хайдеггеру , история философии есть неминуемо нисходящий процесс от высшего к низшему. Высшую ступень образует древнегреческая философия. Учения, начиная уже от Сократа, составляют более или менее выдающиеся вехи на пути всемирно-исторического регресса. В выдающейся историко-философской работе «Учение Дунса Скота о категориях и значении» Мартин Хайдеггер подвергает сомнению наличие прогресса в сфере философии. Жизненную ценность философии мыслитель выводит из константной человеческой природы , подчеркивая, что вместо развития имеет место процесс исчерпывания довольно ограниченного круга проблем. В работе «Бытие и время» Мартин Хайдеггер различает роль времени в историко-философском развитии и в научно-техническом прогрессе, пытается отойти от научного понимания времени и соотнести его определение с вечностью и неизменностью человеческой природы.

Мартин Хайдеггер обосновал пути исторической деструкции онтологии. Тут подвергаются острой критике классические философские построения, в том числе аристотелевская философия, за то, что философы прошлого разрабатывали категории, независимые от человеческого существования. Такой путь постижения бытия ведет к многочисленным ошибкам, что и обнаружилось в творчестве Иммануила Канта. Философ Мартин Хайдеггер критикует историко-философские исследования за однобокость, будучи убежденным, что настоящее историческое мышление осуществляется путем выхода за грани эмпирической истории. Философ занят поиском времени, которое объединяет прошлое, настоящее и будущее, разнообразные проекции бытия и составляет его сущность. Бытие объясняется временем, в нем его начало и конец. Таким образом, время является основой всего, абсолютной первоосновой. Каждый момент истории рассматривается в проекции на будущее.

История не совпадает с прошлым, а является будущим, которое выглядывает из прошлого. Согласно хайдеггеровской интерпретации, в жизни человек как бы раздваивается между не аутентичным существованием , когда превращается в бездушную часть окружающего мира, и аутентичным , настоящим, когда оказывается свободным от бремени повседневной жизни, но в то же время опустошенным настолько, что находится наедине со свободой, охваченный чувством страха перед небытием. Ситуация человека в определенной мере сходна с ситуацией историка философии. Историк может идти за объективными историческими фактами или освобождаться от них и давать такую интерпретацию, какая коррелирует факты философского творчества. В такой ситуации историк философии выступает свободным мыслителем, который поднимается над повседневностью. Именно на такой методологической основе рассматривает историю философии .

Если для Мартина Хайдеггера принцип историзма являлся наиболее важным в процессе анализа философских систем прошлого, то Карл Ясперс его отбрасывает. В истории философии, по его мнению, одна концепция сменяет другую, но не существует никакого прогресса идей. Трансценденция (переступание) остается всегда одним и тем же абсолютным бытием, которое не выражается в понятиях; изменяются только попытки философов отразить суть в системе различных понятий. Труд философа напоминает вечный и бесплатный труд Сизифа, прекрасно отраженный французским философом Альбертом Камю в «Мифе о Сизифе». Карл Ясперс утверждает, что история философии имеет специфическую природу, которая не поддается осмыслению как единое целое, историю философских идей также невозможно отобразить в форме целостной концепции. История философии не может изображаться средствами беспрерывного изложения единого и целостного процесса, историю невозможно подробно осмотреть. Люди находятся в ней, видят ее, пребывая в ней самой, а не из пункта, который находится вне ее. История философии допускает вторжение некоторых методических приемов.

В истории философии Карл Ясперс выделяет такие аспекты : исторический (хронология, географические и природные условия философствования), фактический (суть систем, проблемы философии и ответы на них), генетический (возникновение философии и этапы развития), практический (осуществление философии в практической жизни), динамический (философия как борьба духа). Однако, по мнению Карла Ясперса, даже взятые в единстве все аспекты не способны выразить настоящий смысл и значение философского творчества, конкретно-исторические особенности философствования. Смена одних идей другими в бесконечном ряде других эпох и народов, смысл, содержание истории философии как духовного явления общественного развития может быть более глубоко постигнут через своеобразную, неповторимую личность философа, которого Карл Ясперс понимает как чудо величия.

Не определяя основных этапов развития философии, Карл Ясперс придает истории философии своеобразную форму. Всех выдающихся философов относит к трем основным группам и подгруппам . К первой группе относятся те философы, которые занимались преимущественно проблемой человека: Сократ, Будда, Конфуций, Иисус. Другая группа охватывает мыслителей, который занимались формулированием философских систем: Демокрит, Платон, Аврелий, Николай Кузанский, Бенедикт Спиноза, Томас Гоббс, Готфрид Лейбниц, Иммануил Кант, Георг Гегель, Сьюрен Къеркегор, Фридрих Ницше и др. К третьей группе Карл Ясперс причисляет философов, философствующих в отдельных сферах знания — науке, литературе, поэзии: Алигьери Данте, Федор Достоевский, Иоганн Кеплер, Галилео Галилей, Карл Маркс, Фридрих Великий, Альберт Эйнштейн и др. Значительные группы мыслителей оказались вне последовательной, органичной связи между философами и научными деятелями. Предложенная Карлом Ясперсом концепция атомизирует историю философии, ликвидирует реальные генетические связи (идейные, национальные), возникшие в процессе исторического движения философской мысли.

В современной философии Запада историко-философскому субъективизму противостоят объективные концепции. Предмет философии такие концепции понимают как нечто существующее объективно по отношению к познавательной деятельности. Такими являются гуссерлианская и томистская концепции. Философ Фердинанд Ларош обосновывает историческую бесперспективность в развитии философии, раскрывая значение анализа истории как деятельности, создания совокупного человечества через решение общих для философов проблем; показывает значимость истории философии для практики современной жизни. Французский мыслитель Жак Форо с позиций поступательности и единства историко-философского процесса считает, что вопрос о том, возможна ли история философии как отдельная дисциплина, решается в зависимости от того, признается ли история наукоподобной. Жак Форо считает философию совокупностью теоретических положений, допускает прогресс в развитии философского знания и потому возможность и необходимость формирования отдельной науки — истории философии .

Литература:

1. Історія філосоії: Підручник для вищої школи. — Х. : Прапор, 2003. — 768 с.