Кирилл мартынов новая. Мартынов кирилл константинович

Гендерные праздники отшумели, подарены носки, конфеты и сертификаты в магазины косметики, тюльпаны вот-вот увянут совсем. Ритуалы выполнены, мужчинам и женщинам можно не расшаркиваться друг перед другом еще год. А проблемы неравноправия и дискриминации по признаку пола никуда не делись. При этом, присутствуя в нашей жизни постоянно, эти проблемы стали фоновыми - их предпочитают не замечать, редко и неохотно обсуждают как в СМИ, так и в соцсетях, если только речь не идет о каких-то совсем одиозных случаях. Например, о рекомендациях православных священников, касающихся правильного, с их точки зрения, обращения с женщиной. Призывы «ломать жену об колено» одни участники дискуссии гневно осуждают, а другие называют метафорой. Особую актуальность этому спору придает принятый Госдумой в конце января закон о декриминализации побоев .

О том, к чему ведет откат к патриархальным ценностям и отказ от части завоеваний феминизма, мы поговорили с кандидатом философских наук и феминистом Кириллом Мартыновым . Разговор состоялся вечером 7 марта, как раз накануне Дня международной женской солидарности, исторически появившегося как день солидарности трудящихся женщин в борьбе за равенство прав и эмансипацию.

В российском обществе сейчас происходит откат к патриархальным ценностям. И это находит одобрение не только у мужчин, но и у женщин, которым, казалось бы, такая ситуация невыгодна. Почему это происходит?

Ситуация, в которой условно мужскую роль играет женщина, а мужчина сидит дома, варит кашу и следит за детьми, никакого понимания в российском обществе не найдет. Такая концепция семьи будет разоблачена, причем не только какими-то консервативными людьми, но и теми, кто называет себя либералами. Если мужчина играет «женскую роль», это кажется ненормальным: найдется масса людей, которые будут упрекать в нарушении какой-то мужской модели поведения, в том, что он «не мужик». Это как раз говорит о том, что проблема не в конкретных моделях индивидуального выбора, а в том, что общество оказывает большое давление на выбор того, какую модель считать правильной и единственно допустимой.

Патриархат - это такой специальный феминистский термин, который предполагает, что в основе разных форм авторитарной, тиранической власти лежит гендерное подчинение носителю мужской роли в семье. И, следовательно, авторитарное государство - это производное от патриархата в фундаментальном смысле слова.

Я немного изучал вопрос о том, как женщины доходят до такой жизни, когда некоторые из них хотят, чтобы их железной рукой загнали на кухню и не давали ничего решать, и когда эти настроения становятся заметными. Настроение такое действительно существует, и оно характерно не только для России.

Адольф Гитлер в окружении восхищенных австрийских женщин и девушек, 1939. Фото Хуго Йегера

При всей избитости аналогии, напомню, как к власти приходили германские нацисты. Есть один любопытный момент. Гитлер добился власти путем плебисцита, демократического голосования. Но интересно, что большей частью его избирателей были женщины, их было больше 60%, то есть это выше статистической погрешности. Это показательно, потому что у нацистов была программа, и они ее не скрывали - «мы загоним женщин на кухню, у нас будет традиционная арийская семья». Женские организации в нацистской партии выступали ровно за такую повестку, приветствуя то, что женщины должны самоустраниться из общественной жизни, потому что это дело мужчин, отцов семейств.

У нас в этом смысле очень тяжелая история. Послевоенный Советский Союз - общество, которое сочетало в себе очень странные черты: с одной стороны - крестьянского быта, перенесенного в города, где женщина выполняла свои «традиционные функции», с другой - идеи того, что женщина может и даже должна работать.

Позднесоветская женщина - это женщина, которая работает наравне с мужчиной, но при этом именно на ней находится большая часть домашнего хозяйства и самая тяжелая и грязная работа, связанная, в частности, с постоянной необходимостью готовить пищу, потому что никакого развитого общепита в Советском Союзе, в котором хотелось бы кушать, не было, а в рестораны ходили редко и по праздникам.

Это довольно долго длилось, и в позднем Советском Союзе накопилось мощное женское отчаяние. Оно, в частности, было очень ярко выражено в фильме «Служебный роман», который из себя представляет сдачу всех феминистских позиций. Из самостоятельной и совершенно не зацикленной на «женских штучках», в том числе на внешности, женщины-руководителя мы к концу второй серии получаем домохозяйку, которая готовит обеды, рожает Новосельцеву третьего ребенка и так далее.

Кадр из фильма Эльдара Рязанова «Служебный роман»

В перестроечной прессе была целая подборка материалов о том, что женщины не хотят больше самостоятельности, а хотят за «каменную стену», на кухню, заниматься детьми. Причины понятны: общество нестабильно, внешний мир некомфортен, в нем не работают базовые социальные институты. В этих условиях женщины старались искать защиту в фигуре сильного патриархального мужчины. И здесь самым типичным примером стал даже не советский или российский мужчина, а иностранец, который ищет себе супругу, чтобы всем ее обеспечивать и дать ей нормальную жизнь. Эта позднесоветская мечта до сих пор, хотя она многократно уточнялась, осталась неизменной. По-моему, российские женщины помнят, как им плохо и тяжело жилось при советской власти, и многие элементы этой тяжести до сих пор существуют, поэтому буржуазная семья - наименьшее из зол.

Общество нестабильно, внешний мир некомфортен, в нем не работают базовые социальные институты. В этих условиях женщины старались искать защиту в фигуре сильного патриархального мужчины

Хотела с вами поспорить по поводу стремления к буржуазной семье. Не было ли это каким-то протестом, вроде того как позднесоветская интеллигенция тяготела к религии, потому что та была запрещена?

Это предполагает, что в Советском Союзе была конкретная гендерная политика, причем еще строго выстроенная. Но какие-то усилия после 20-х годов ХХ века в отношении так называемого «женского» вопроса не предпринимались. Советский Союз решил, что вопрос о женщинах - это частный случай освобождения трудящихся. Вот будет построен коммунизм, тогда все формы угнетения людей исчезнут и женщина тоже будет абсолютно свободна. Советский Союз официально эту тему неохотно обсуждал, поэтому не совсем понятно, против чего протестовать. Разве что против необходимости одновременно работать по дому и где-нибудь в конторе. Но за этим не стояло никакой идеологии. Это может быть одним из факторов, но здесь более сложная схема работает, не как с диссидентом, обратившимся в знак протеста к религии.

- В современной России такое понятие, как «феминизм», демонизировано и опошлено. Почему?

Феминистки бы со мной не согласились, но мне кажется, эта тема очень похожа на тему либералов в России. Либералов обвиняют обычно в нашем «национальном унижении» в 90-х годах, а феминистов с тех же позиций обвиняют в том, что, если использовать неполиткорректный термин, «Россия обабилась». Женщины какие-то права себе требуют в тот самый момент, когда нам нужна сильная власть, маскулинность нужна, мужественность, казаком стать.

Есть как минимум две причины того, почему феминизм приобрел негативные коннотации. С одной стороны, в стране действительно много других проблем или проблем, которые традиционно рассматриваются вне связи с гендерной политикой: бедность, социальное расслоение, экономический кризис, обстановка нестабильности. Нормальным людям надо ипотеку выплатить, дать образование детям, зачем им думать про какие-то права женщин параллельно? Люди выживают как могут. Если вспомнить международную историю феминизма, которая началась с борьбы за политические права, то у нас право голосовать не рассматривается как какая-то большая ценность, ведь все знают, чем кончатся выборы. Людям трудно понять, за что борются феминистки.

Кабинет Гладстона в 1868 г. Худ. Л. К. Дикинсон

С другой стороны, и это уже общемировой тренд, психолог Филипп Зимбардо говорил о том, что проблема с маскулинностью возникает, потому что мужчине в течение веков вменялось иметь определенный тип поведения - «мальчики не плачут», «не будь девчонкой» - все эти вещи, которые мужчину организовывали, дисциплинировали. Мужчина взамен на тип предполагаемого мужского поведения получал привилегии социальные. В классическом викторианском обществе они были конкретные и четкие - в виде запрета на общественную жизнь для женщин во всех сферах.

Сейчас получается, что у мужчины нет этих привилегий, по крайней мере, в западном мире, но при этом с него никто не снимал обязательства «быть мужиком». Зимбардо рассуждает о том, что мужчины теряются, не понимают, как им нужно себя вести: должен ли я в какой-то момент стукнуть кулаком по столу и сказать «слушай меня, потому что я мужчина»? Нет, потому что у нас равенство. С другой стороны, от меня ведь ожидают, что я каким-то образом буду проявлять свою мужественность внутри семьи или в романтических отношениях или где угодно еще.

Политика женщин, ориентированная на гендерное равенство, более-менее понятна: они хотят иметь все те же привилегии, которые веками имели мужчины. Большая часть уже формально получена, за какие-то еще надо бороться. В чем состоит гендерная политика мужчин, пока не очень ясно, и мужчинам просто страшно, что они перестанут быть мужчинами, особенно в таком обществе как российское. У нас оно не только патриархальное, но еще и проникнутое тюремной культурой. Здесь мужчина, который теряет мужские привилегии, рискует получить, грубо говоря, статус опущенного. Это всех страшно волнует, мужчины при слове «феминизм» начинают нервничать, подпрыгивать и говорить «куда мы катимся?». Это требует серьезного социально-психологического анализа, надо диссертации защищать на тему страха мужчин из-за того, что у них отнимут какое-то священное право, которое всегда было их. Отстраненно за этим очень любопытно наблюдать. Время от времени в социальных сетях я вижу довольно нейтральные записи про феминизм, под которыми идет гневная полемика, крики мужчин «мы знаем всех этих феминисток!», это очень комично.

В чем состоит гендерная политика мужчин, пока не очень ясно, и мужчинам просто страшно, что они перестанут быть мужчинами, особенно в таком обществе как российское

Когда государство становится более патриархальным, более патерналистским, чем это опасно для общества? Есть ли какая-то корреляция между усилением патриархальности и увеличением насилия по отношению к более слабым членам общества?

У нас перед глазами довольно хорошо изученный ХХ век, в том числе и российский, и там видно, в каких обстоятельствах патриархальность усиливается. После короткого и не очень глубокого поворота к защите прав женщин в начале 20-х годов в России произошла репатриархализация, и это было связано с целым комплексом других явлений, с усилением полицейского аппарата государства, с новым вмешательством государства в какие-то сексуальные гендерные практики, с рекриминализацией в 1934 году гомосексуализма.

Казак хлещет нагайкой девушек из группы Pussy Riot. Сочи, 19 февраля 2014

Сейчас есть некая связь между попыткой государства поставить под контроль все социальные институты, начиная с семьи и заканчивая некоммерческими организациями, этим всплеском маскулинности, культом ополченца, десантника, казака с одной стороны, и ростом насилия. Хотя не знаю, насколько здесь уместно говорить про рост насилия, потому что не очень понятно, когда вообще оно снижалось. Но если раньше его причиной можно было назвать социальную нестабильность, «лихие 90-е», то сейчас насилие, включая семейное, приходится связывать с идеей особых привилегий, которые есть у государства и мужчин, которые его представляют. У нас судьи и прокуроры - это достаточно феминная профессия, но невозможно себе представить женщину - руководителя полиции в каком-то крупном городе. И надо понимать, почему. Полиция является тем органом, который обеспечивает монополию применения физического насилия со стороны государства. Не знаю, можно ли здесь делать обобщение, но тенденция такая есть.

Если вспоминать новостную повестку, то, конечно, это закон о декриминализации побоев. Я смотрел судебную практику, все последние прецеденты - это побои со стороны либо мужа, либо сожителя. Здесь народ и государство едины: одним нравится бить, другие говорят, что не хотят этим заниматься, и над всем этим гордо реет флаг возрожденной российской маскулинности и презрения к феминистам и тем более феминисткам.

Если говорить о женщинах-руководителях, то часто они получают должности именно в заведениях, связанных с культурой или образованием - музеи, библиотеки, дома культуры, школы. Можно ли это считать нашей российской особенностью, полученной в наследство от Советского Союза?

Все понимают, что культура или, если говорить в данном контексте, «культурка» - это второстепенная обслуга государственных интересов. Серьезные вещи - это полиция, война, Верховный суд, который тоже мужчина возглавляет, Администрация президента.

Есть какие-то сферы, близкие к институту благородных девиц XIX века, к гендерной сегрегации, где женщины могут справляться. Образование к ним относится только отчасти и только на низовом уровне. Даже если смотреть статистику по директорам школ, то мужчин среди них большинство, хотя среди учителей, естественно, большинство женщины. Чем выше должность, тем меньше женщин.

Здесь много исключений, но есть и жесткая сегрегация: женщины могут присутствовать на определенных позициях, но они будут связаны с традиционными женскими сферами. Женщина может заниматься вышиванием или Третьяковскую галерею возглавлять, но принципиальной разницы при этом нет - это не мужское дело, не военное, а потому не очень важное.

Если пытаться выстроить систему за пределами профессии и сегрегации, у нас еще с советских времен много женщин-руководителей, которые совмещают руководящую роль со странной полуподчиненной ролью в семейной жизни, что довольно неожиданно, потому что предполагается, что если оба супруга достигли чего-то в социальном большом мире, то они могут себе позволить завести домашнюю прислугу. Но у нас это до конца не принято, особенно если брать старшие поколения.

Но у нас сохраняется и дискриминация мужчин, если говорить о семейном праве и правах на детей после развода супругов. Почему при всей патриархальности нашего общества мужчины так ущемлены в правах?

Здесь нет противоречия, поскольку семья и воспитание детей - традиционно женская функция. Поэтому, когда мужчина пытается у женщины эту функцию отнять и себе присвоить, на него смотрят косо. Закрепленность, понятность и предписанность гендерных ролей ведет к тому, что и мужчина теряет равные права. Даже по закону у нас отец имеет меньше прав, чем мать, потому что закон защищает материнство, в нем нет такого понятия как «отцовство». Я знаю многих мужчин, которые говорят, что в России именно мужские права ущемлены и надо защищать права отцов от женской вакханалии. Но мужчины присвоили себе определенные социальные функции, мотивируя это гендером, и в результате как родители оказались за бортом.

Закрепленность, понятность и предписанность гендерных ролей ведет к тому, что и мужчина теряет равные права

- Почему вам не нравятся гендерные праздники? Я прочла об этом в вашем «Фейсбуке».

Мы можем его просто

16 августа 2015, 18:31

Речь идет о «Новгородском деле» – нашумевшем уголовном деле над Антониной Федоровой (Мартыновой), 21-летней девушкой из Великого Новгорода, которую обвинили в покушении на убийство своего ребенка. История очень странная и туманная, в Интернете масса обсуждений, которые, правда, обрываются в 2012-м году, какова судьба Антонины и ее дочери сейчас – неизвестно. В посте я приведу пересказ событий из Википедии и некоторых других источников (ЖЖ, блог мужа Антонины) и собственные рассуждения.

В центре данной истории семья, состоящая из трех человек, – Антонина, молодая девушка из Великого Новгорода, ее дочь от первого брака Алиса (2,7 месяцев) и муж Антонины, Кирилл Мартынов, преподаватель московского ВУЗа. В начале февраля 2007 года Антонина вместе с дочерью поехали в родной город в гости к маме девушки.

26 февраля мама Антонины, Нинель Булатовна, пошла на работу, и дверь на лестничную клетку решили не закрывать, так как дети соседей громко ею стучат (женщина живет в общежитии секционного типа).

Когда Антонина отошла в ванную, Алиса выбежала на лестничную площадку и пролезла через перила. Антонина, выбежав на площадку, не успела ее схватить, и девочка упала вниз на два лестничных пролета. К счастью, Алиса отделалась несильными травмами (которые квалифицировались позднее как «легкая степень травмированности»). Антонина сбежала вниз и вызвала скорую.

В то же время на лестничной клетке находился 11-летний мальчик Егор К., который побежал к соседям и сказал, что видел, как «одна девочка толкнула другую девочку». Соседи вызвали милицию. Милиция приехала в больницу и взяла там с Антонины какие-то показания – какие именно, девушка вспомнить не могла, т.к. находилась в шоковом состоянии и не помнила вопросов, которые ей задавали. Через три дня девушке с дочерью пришлось покинуть больницу по причине нехватки мест. Девушка решила не возвращаться какое-то время в Москву, т.к. у Алисы был новгородский полис. Чтобы не возвращаться на место трагичного происшествия, они сняли квартиру в пригороде Новгорода.
Прошел почти месяц, Антонина и Алиса собирались возвращаться домой в Москву, когда к девушке пришел оперативный работник милиции и передал ей повестку в прокуратуру со словами, что все уверены в неслучайности падения Алисы, и молодая мать будет привлечена по 105 статье УК РФ («Убийство»).

Девушка дала показания следователю, после этого она приехала в Москву и прошла независимое полиграфическое исследование (детектор лжи), которое показало, что никаких злых умыслов девушка не имела. (Позднее следствие отказывалось признать результаты этого исследования, однако собственной экспертизы на детекторе лжи не проводили).

22 марта 2007 году было возбуждено уголовное дело по статье 30 ч.3, ст. 105, ч.1 УК РФ.
19 апреля девушка была арестована. Вечером этого дня Кирилл Мартынов публикует в своем блоге сообщение об этом уголовном деле. Дело получает широкую огласку в Интернете, в ЖЖ создается сообщество в поддержку Антонины и ее семьи.
По версии следствия, основным мотивом для преступления было то, что маленькая дочь якобы мешает построению личной жизни. Многим было очевидно, что такой мотив не более чем выдумка – Антонина и Кирилл состояли в отношениях с 2005 года, начали совместную жизнь в 2006 г., Алиса называла отчима папой.

Во время следствия на молодую девушку оказывалось всяческое давление, в том числе угрозы переквалификации на другую, «расстрельную», статью, была взята подписка о неразглашении данных предварительного следствия.

7 мая 2007 года Антонину выпустили из СИЗО под подписку о невыезде. Во время своего заключения состояние здоровья девушки значительно ухудшилось, она похудела до 36 кг.

Что касается основного свидетеля, чьи показания легли в основу уголовного дела, то в своих интервью мальчик путается в свидетельствах. По одной его версии, Антонина пропихнула свою дочь сквозь перила и отпустила, при этом что-то крича, по другой версии, все происходило в полнейшей тишине (странно, что почти трехлетняя дочь при этом не издавала ни звука, в то время как мать насильственно тащила ее к проему). По третьей же версии, очевидцем попытки убийства также был его друг Артем. В силу возраста свидетель к расспросу на полиграфе не привлекался.

Я не стану пересказывать ход следствия и версии обвинения детально, вся информация есть в Интернете, в том числе есть очень подробная статья со всеми ссылками в Википедии. Также много информации можно найти в специальном сообществе в ЖЖ и в блоге Кирилла Мартынова.

Известно, что следствие носило очень субъективный характер – привлекались свидетельства соседей по общежитию, которые давали Антонине выдуманные, поверхностные характеристики. Эти характеристики служили для создания определенного образа молодой девушки – мол, безработная мать-одиночка, которая стремится во что бы то ни стало выйти замуж за своего московского сожителя. Единственная преграда на пути к этой цели – малолетняя дочь от предыдущего брака. Объективные данные, подтверждающие отношения пары, любовь друг к другу и к дочери, которая стала для Кирилла родной, отсутствие материальных проблем, рассмотрены не были.
В конце июля 2008 года коллегия присяжных признала девушку виновной и не заслуживающей снисхождения.

Кирилл Мартынов уверяет, что он не знает ничего об их местонахождении. Мать и дочь объявлены в федеральный розыск. Был это побег или похищение – неизвестно.

В октябре 2008 года некий Олег публикует скан письма Антонины, в котором она пишет, что с ней и дочерью все в порядке, и просит пересылать материальную помощь через этого самого Олега, который создал специальное сообщество для координации сбора средств. Кирилл признал почерк Антонины, но заметил, что стиль письма не характерен для Антонины. Он уверен, что жена писала это письмо под принуждением. Странно и то, что в своем письме девушка не упоминает Кирилла.
Про Олега известно только то, что он проживает в Израиле и, возможно, состоит в исламистской организации. Кирилл убежден, что жена и дочь были похищены с целью получения ежемесячных выплат.

Это письмо – последнее сообщение от Антонины. В ЖЖ я видела сообщения Олега, датированные 2010-м годом, в которых он напоминает о материальной нужде Антонины и Алисы, но на них он уже не получил никакого отклика. Кирилл Мартынов перестал комментировать эту ситуацию в конце 2008 - начале 2009 годах.

Настоящее время:

Кирилл Мартынов продолжает вести активную социальную жизнь – у него тысячи подписчиков в твиттере, ЖЖ и фейсбуке. Я подписалась на него после того, как он начал читать лекции на моем курсе (пару лет назад), но ни одного упоминания того дела не видела.
Личное впечатление он производит в целом положительное – интересный, очень образованный, пусть и немного высокомерный. Жизнерадостность бьет ключом – и никакого намека на трагическое прошлое.

Вчера мне стало интересно, действительно ли Тоня была такой, какой ее пыталось изобразить обвинение – расчетливой и алчной – и я заглянула в ее ЖЖ (последнее обновление – в 2008 г.). Записи мне понравились – с юмором, трогательные (особенно про дочь и мужа), не лишены изящества. Верю в то, что никакого расчета с ее стороны не было – они с Кириллом действительно казались влюбленными и во многом похожими. Вслед за Кириллом Тоня хотела стать философом и в год тех страшных событий готовилась к поступлению в МГУ.

В целом я не сомневаюсь в ее невиновности, одно лишь мне неясно в этой дикой и мрачной истории – так куда делись Тоня и Алиса? Какую роль в их побеге сыграл Кирилл? И что за Олег такой возник на горизонте –шантажист или действительно добрый парень, пожелавший спасти двух беззащитных девочек?

В одном из своих комментариев в ЖЖ Кирилл высказал сомнения относительно того, живы ли его жена с дочерью. Действительно – возможно ли такое, чтобы в нашем мире, где легко отследить все денежные переводы и звонки, могли так запросто испариться люди? Неужели Антонина оборвала связь не только с мужем, но и с матерью, и другими родственниками?

Да и не было ли это безрассудством - писать письмо, раскрывая свое местонахождение, будучи в розыске? А Антонина, судя по всему, глупой девушкой не была...

Вопросы есть и к следствию: представители обвинения так рьяно взялись за дело, что даже не позволили девушке съездить в Москву на экзамены (хотя она еще не была признана виновной), отправили ее на психиатрическое обследование, продержали в камере...А стоило матери и дочке исчезнуть, как всё тут же спустили на тормозах. Словно вычеркнули, выбросили папку в мусор и решили больше не возиться. Что это было, товарищи? Погасла вспышка энтузиазма? Или что?...

Думаю, что в этой странной и мутной истории так и будут стоять одни лишь вопросительные знаки.

Последние события в России прямо свидетельствуют о намеренье ФСБ взять под полный контроль политические процессы в стране. Спецслужбы навязывают стране собственные представления о целях политического развития и методах политического участия.

Россия переходит под полный контроль всемогущих, и ничем и никем не сдерживаемых, российских спецслужб. Такой факт констатирует на страницах «Новой газеты» редактор отдела политики Кирилл Мартынов.

В статье автора ведет речь о полном переходе управления политическими процессами внутри страны под контроль ФСБ. Об этом, по мнению автора, свидетельствует последние события в России – снятие с должностей глав регионов с последующим возбуждением против них уголовных дел и усилившиеся демонстративные репрессии в адрес российской оппозиции.

«Спецслужбы навязывают стране собственные представления о целях политического развития и методах политического участия», – подчеркивает Кирилл Мартынов.

Репрессии против оппозиции коснулись в первую очередь Алексея Навального и Леонида Волкова, которых демонстративно арестовали буквально накануне намеченной на 7 октября протестной акции оппозиции. В этом же ключе, в материале, рассматривается и вчерашние обыски, по делу компании «ЮКОС» в квартирах сотрудников «Открытой России», в том числе и нынешнего председатель «Открытой России» Александра Соловьева, а так в офисе этой организации.

По мнению автора, если раньше региональные, да и федеральные, власти действовали в отношении оппозиции в российской версии «soft power» – пытаясь маргинализировать сторонников оппозиции, представив их немногочисленной сектой, то теперь ФСБ берет под свой контроль все политические процессы в стране, выступая единственным регулятором всей политической жизни.

«Давление на политактивистов должно показать Кремлю, что спецслужбы эффективнее справляются с проблемами и именно за ними - в интересах, разумеется, безопасности страны - должно быть последнее слово по политическим вопросам», – констатирует автор.

Кирилл Мартынов отмечает одну, бросающуюся в глаза особенность. Речь идет об использование пропагандистских приемов при проведение следственных действия. По мнению автора это свидетельствует о необходимости демонстрации обществу особенности новых российских политических реалий.

«… Участие пропагандистов с РЕН ТВ указывает на политический смысл происходящего, в котором СК играет лишь роль исполнителя», – говорится в материале.

Кирилл Мартынов, говоря смене руководителей российских регионов, подчеркивает, что ротация региональных элит де-факто была запущена ФСБ и открыта вместе с арестами губернаторов Александра Хорошавина, Вячеслава Гайзера и Никиты Белых. Замы некоторых руководителей регионов, уходящих в отставку в последние недели, в частности губернатора Приморского края Владимира Миклушевского, по информации автора, также давно находятся в оперативной разработке.

Говоря о взятии под контроль спецслужб политических процессов, автор обращает внимание и на культурную жизнь страны. По его мнению ФСБ уже плотно контролирует процессы протекающие в российской культурной сфере.

«ФСБ прямо контролирует культурную политику - об этом с большим резонансом было заявлено после домашнего ареста режиссера Кирилла Серебренникова. Мол, дело режиссера передано в службу защиты конституционного строя ФСБ, в силу того что эта организация имеет специальные навыки по работе с интеллигенцией», – пишет автор.

Мир поворачивается к консерватизму. В США, Европе и даже Азии консерваторы одерживают победу за победой. Не стала исключением и Россия, где консерватизм на государственном уровне окончательно оформился несколько лет назад.

Мир поворачивается к консерватизму. В США, Европе и даже Азии консерваторы одерживают победу за победой. Не стала исключением и Россия, где консерватизм на государственном уровне окончательно оформился несколько лет назад. При этом консервативные процессы вовсе не стихийны: за ними стоят вполне конкретные факторы, среди которых не последнее место занимает научно-технический прогресс. Подробнее об этом «Газета недели» поговорила с редактором отдела политики «Новой газеты», доцентом факультета философии Высшей школы экономики Кириллом Мартыновым.

Кирилл, вы придерживаетесь мнения, что мир поворачивается к консерватизму. Что вы понимаете под консерватизмом и в чем этот поворот проявляется?

Под консерватизмом в широком смысле слова я понимаю разновидность политики, которая утверждает, что в прошлом был некий образцовый период, к которому теперь хорошо было бы вернуться. Как раз сейчас в мире всё более популярными становятся политические деятели, которые говорят, что когда-то в нашем великом прошлом был момент, возвращение к которому спасет всех нас от пугающего настоящего и еще более пугающего будущего. Примеров этому достаточно.

В первую очередь это избрание Дональда Трампа, известного своей консервативной риторикой. Далее, решение о выходе Великобритании из состава Евросоюза. Его сторонниками среди других разыгрывалась и карта возвращения «старой доброй Англии». В текущем году нас ожидают выборы во Франции и Германии. Во Франции благодаря усилиям нынешнего президента Франсуа Олланда социалисты окончательно утратили популярность. И хотя радикально правая партия «Национальный фронт», возглавляемая Марин Ле Пен, вряд ли сможет победить, политическая конкуренция на этих выборах всё равно развернется на консервативном фланге: между умеренными и радикальными консерваторами. В Германии на фоне терактов и скандалов с мигрантами растет популярность партии «Альтернатива для Германии». Это такой типично антимигрантский проект: мол, давайте закроем границы и вернемся в Германию XX века, изолированную от мира и этнически однородную. Пока популярность партии относительно невелика, но устойчивым меньшинством в парламенте они уже могут стать, что само по себе показательно. Также некоторое число консервативных процессов протекает в Азии и Латинской Америке. Сюда вполне укладывается и приход к власти в Индии Нарендры Моди с его специфическим индусским национализмом.

- Возможно, речь идет не столько о консерваторах, захватывающих мир, сколько о популистах?

Эти понятия часто совпадают. Идея возвращения в «великое счастливое прошлое» по своей форме вполне вписывается в понятие популизма. Ведь популизм - это как раз готовность говорить то, что люди хотят слышать, не имея возможности эти обещания выполнять. Лозунг «Давайте вернемся в индустриальную Америку образца 1955 года, вернем американскую мечту и вновь сделаем нашу страну великой» - это, конечно, то, что сейчас хочет слышать значительная часть американцев. Однако на практике реализовать этот лозунг, по всей видимости, просто невозможно.

- Что является причиной мирового поворота к консерватизму?

Логически тут возможны три варианта ответов. Первый: консерваторы действительно правы, и избиратели это чувствуют. Второй: электорат консерваторов - это необразованные люди, дураки, реднеки (жители сельских районов США, аналог российского слова «деревенщина». - Прим. ред. ) и так далее, которые ничего не понимают. И третий: консерватизм - это упрощенный ответ на набор глубоких проблем, с которыми сталкивается мир, и решений которых мы пока не имеем. Поэтому на первый план и выходят консерваторы, которые первыми нашли, что ответить: «Нужно вернуться в прошлое и там спрятаться от проблем». Лично мне ближе последний вариант. Я консерваторам не верю, но людей дураками тоже не считаю.

- Глубокие проблемы, с которыми сталкивается общество, - это какие?

Я думаю, есть три взаимо-связанные причины того, почему политические системы западного образца находятся в кризисе. Первая: существенные изменения в глобальной экономике. В двух словах, наступает конец индустриального мира. Нам в России хорошо знакомо понятие деиндустриализации: в 90-е годы заводы закрывались, многие россияне оставались без работы, и это было тяжело как для отдельных людей, так и для целых городов и регионов. Похожие процессы сегодня переживает весь мир.

Избиратели того же Трампа - это в значительной степени граждане, которые потеряли работу. В США есть депрессивные регионы, где люди получают продуктовые карточки от правительства. Трамп говорит, что нужно вернуть промышленное производство в США и тем самым вернуться к американскому образу жизни середины прошлого века. Но сейчас даже в Китае люди на фабриках под воздействием естественных рыночных законов - расширения внутреннего спроса и повышения производительности труда - стали получать слишком много. Поэтому в Южной Азии идет поиск площадок для более дешевого производства. Да, компания «Apple» действительно обсуждает возможность переноса сборочных линий в США - и, казалось бы, это сбывшаяся мечта Трампа. Но здесь есть одна проблема: это будет автоматизированный процесс с минимальным участием человека. Такая фабрика не сможет создать много рабочих мест. В нынешних условиях всё идет именно к этому: неважно, где находится ваше производство, а важно, какие вы используете технологии. Так что решить социальные проблемы возрождение производства всё равно не позволит.

- И с течением времени автоматизация производства будет всё нарастать….

И в будущем это сможет нанести серьезный удар не только по простым рабочим, но и по среднему классу. Еще один симптом экономических проблем: гигантский скачок имущественного неравенства во всем мире. Знаменитый коэффициент Джини (статистический показатель степени расслоения общества. - Прим. ред. ) растет сейчас везде, включая Европу, США и Россию. И людям резонно это не нравится.

Вторая причина глобального кризиса: современная экономика накладывает жесткие требования на рынок труда. Фактически это те же требования, которые мы предъявляем к услугам и капиталу: человек должен быть предельно гибким, бесконечно мобильным и не подвержен ностальгическим желаниям пожить в одном месте. Но сами люди не слишком готовы жить таком в мире. Возникает ситуация, когда, с одной стороны, человеку надо искать работу там, где ему больше заплатят, но с другой стороны, делать этого ему не хочется. Однако в его город уже приехали более мобильные люди в поисках лучшей жизни, и они эту жизнь нашли.

Например, сейчас в Москве в кафе в огромном количестве работают выходцы из Киргизии. Работники из Средней Азии постепенно начинают претендовать на более оплачиваемые места в сфере услуг - не все уже работают нелегалами на стройках. Людям становится тяжело жить в таком мультикультурном и высококонкурентном обществе, у них не хватает для этого навыков. Если США создавались как страна мигрантов, то, например, в Европе были совсем другие условия: там столетиями на каждой конкретной территории жили стабильные этнические группы, исповедовавшие одну веру.

- А третья причина?

Она связана с развитием интернета. В последние годы в интернет вышли все, а не только образованная часть общества. И тут выяснилось, что в таком интернете большинство обитателей точно такое же консервативное, как и в реальном мире. Логика «в сети тусуются модные ребята, а остальные смотрят телевизор» больше не работает. Стало ясно, что интернет прекрасно подходит не только для либеральной, но и для консервативной мобилизации. Это показал Трамп, который вел свою избирательную кампанию в социальных сетях, хотя лет десять назад его электората в интернете почти не было.

Раньше вообще была иллюзия, что как только вы проведете куда-то интернет, там сразу начнется процветание либеральных свобод: демократия в стиле Обамы, легализация гей-браков, толерантность и свободомыслие. Как выяснилось, это не так. Кроме того, мы оказались в мире, где гигантскую часть медиасферы контролируют всего несколько частных компаний. И, например, правила Фэйсбука, крупнейшего медиа с аудиторией больше миллиарда пользователей, и желания его владельцев способны влиять на всю медийную ситуацию. Ну а еще интернет в силу своей горизонтальной структуры оказался весьма токсичной средой, где могут процветать тролли, «белый шум» и вообще любые глупости. В таких условиях разрушается старый институт экспертного знания, старая демократия массовых газет и телевидения.

- А что не так с институтом экспертного знания? Его кто-то оспаривает?

Эксперт в XX веке - это человек, которому, скажем, престижная радиостанция дала время в эфире, он пришел в редакцию и говорит что-то умное. А вы, радиослушатель, внимаете ему. Но с появлением интернета возможность стать экспертом появилась у любого. Теперь каждый может писать заметки о политике в блоге, вас даже в телевизор потом позовут. И многие уже сделали на этом карьеру. У меня, например, есть знакомый, который долгое время писал в Твиттер, потом прошел в Общественную палату и сейчас вещает по ТВ что-то про наши национальные интересы. При этом у него нет даже высшего образования.

Но главное - теперь мы точно знаем, что эксперты ошибаются. Сегодня мы можем легко найти в интернете то, что эксперт говорил до избрания Трампа президентом, и убедиться, что он, скорее всего, ошибался. Это такой кризис экспертократии. Раньше эксперты объясняли вам, как всё устроено, теперь же вы с близкого расстояния в интернете видите, что это просто какие-то болтуны. Теперь у вас есть свои эксперты в Фэйсбуке, у которых на всё есть собственная точка зрения.

- Подобный глобальный поворот к консерватизму уже когда-то происходил в мире? И чем дело закончилось?

Мне на ум приходит аналогия с событиями середины XIX века. Тогда в отдельных частях мира уже царил развитой промышленный капитализм, но рядом с ним параллельно существовали старые феодальные империи. Мир менялся, но кое-где люди отвечали на эти новые вызовы попытками реставрировать монархию, поддержать сословный режим, держались за религию как признак политической стабильности. Однако в итоге все эти структуры, которые делали ставку на консервацию, погибли. Может, я преувеличиваю, но, мне кажется, сейчас масштаб проблемы не меньший: экономические изменения, которые тянут за собой социальные сдвиги, настолько серьезны, что прикрыть их консервативной повесткой всё равно не получится. Это только отсрочит столкновение с проблемами в полном объеме.

- Мы поговорили про Америку, Европу и даже Индию. В России консервативный поворот есть?

Российский консервативный поворот уже произошел, и он был осуществлен менее чем за 10 лет. В 2007 году наметились первые его линии, а в 2013-2014 годах он развернулся в полный рост. В России путь к консерватизму был особенно стремительным и тяжелым.

В начале нулевых Владимир Путин с его хорошим немецким произвел фурор в Бундестаге, когда рассказывал о том, как ему близка демократия и какой современной страной стала Россия. На Западе у него складывался имидж блестящего молодого демократического президента. Но потом в какой-то момент мы обнаружили себя в ситуации развитого авторитаризма - это такая ироничная аллюзия на термин «развитой социализм».

Для того чтобы объяснить народу причины, по которой узкая группа друзей, однокурсников и старых знакомых остается у власти почти два десятилетия, потребовалось использование идеологических моделей. Ими стала риторика о развале СССР как «величайшей геополитической катастрофе 20 века» и о восстановлении нашей «уязвленной гордости» на внешнеполитической сцене. К слову, я считаю, что такая проблема, как «постимперская травма», вполне реальна.

Параллельно развивалась тема «традиционных ценностей», объяснявших отличия «нас» от «них». Почему в России долгое время у власти находится одна группа людей? Да потому что у нас всё совсем не так, как в этой презренной Европе. У нас порядок. И люди, которые стоят на его страже, охраняют и наши ценности. Кстати, мне кажется, на российском примере хорошо видна ложь этой консервативной риторики про традиционные ценности. Потому что исчадьем зла у нас считаются Нидерланды, где легализованы легкие наркотики, однополые браки, эвтаназия. Но если мы посмотрим на количество разводов в России и Нидерландах, то увидим, что в Нидерландах их значительно меньше. И там нет детей-сирот, которых никто не хочет забирать из детских домов.

Кирилл Мартынов о судьбе договора Москвы и Казани, подцензурных СМИ и почему в России желательно знать не только русский язык

Мыслящее поколение нулевых, обосновавшееся в «Фейсбуке», неожиданно для себя обнаружило, что народилась новая генерация интернет-пользователей. И эта молодежь политически активна, смела и критически настроена по отношению к власти. О том, чего от нее ждать, какие возможности предоставляет ей страна и почему она готова будет пойти за любым, кто вырвет ее из «обреченности», в интервью «Реальному времени» рассказал руководитель политического отдела «Новой газеты» Кирилл Мартынов.

Мы возвращаемся в мир, в котором подросток мечтает стать силовиком, эфэсбэшником или армейским генералом

Кирилл, складывается ощущение, что российская молодежь в последнее время политизируется. Вы преподаете много лет студентам философию, наблюдаете их настроения, каково ваше мнение на этот счет?

Я отмечу здесь два момента, которые в итоге дают достаточно сильный эффект.

Первая тенденция. Первое массовое интернет-поколение, к которому я тоже отношусь, - это люди, которые пришли в интернет в начале нулевых. Они привыкли к тому, что в интернете сталкиваются самые продвинутые, самые молодые, самые технологически подкованные, самые модные и так далее. Но время идет, происходит естественная смена поколений, и сейчас мы наблюдаем ситуацию, когда интернетчики нулевых постепенно замыкаются в себе. У них есть привычные площадки для общения - в российском контексте это, в первую очередь, Facebook, где находится интеллигентская и считающая себя мыслящей (иногда обосновано, иногда нет) аудитория. И поскольку у нас была такая установка, что в интернете сидят классные ребята, мы не заметили, как появилось другое поколение на других площадках - «ВКонтакте», Instagram, «Телеграм», на YouTube. Эти ребята слишком молоды не только для того, чтобы застать «Живой журнал» или заинтересоваться всерьез Facebook. Даже такие вещи, которые, как нам кажется, случились только вчера, вроде Болотной площади 2011 года, не стали частью их истории, в это время они учились в школе в младших классах.

Мы не предполагали, что в интернете можно состариться, поэтому не заметили, как сменилось поколение и вместе с ним площадки и форматы. Эта мысль до сих пор доходит до людей с трудом. Но вот возникла политически активная молодежь и начала что-то там обсуждать в интернете и выходить за его пределы, что мы наблюдали весной.

«Молодые люди, которым сейчас около 20 лет, попали в плохую историю, я бы даже сказал, в грязную. Это история о том, что случилось со страной за последние три года». Фото Олега Тихонова

Вторая тенденция, которая почти не связана с медиа. Молодые люди, которым сейчас около 20 лет, попали в плохую историю, я бы даже сказал, в грязную. Это история о том, что случилось со страной за последние три года. В 2014 году им было 15 или 17 лет, они все помнят сочинскую Олимпиаду, они помнят странную историю вокруг Крыма, они помнят конфликт с Украиной, как обрушился рубль, как многие семьи не смогли рассчитывать на тот уровень жизни, к которому привыкли. Многим из них, особенно из больших городов, пришлось попрощаться с планами поехать учиться за границу. Многие люди начали понимать, что если сломается их единственный ноутбук, им будет тяжело его заменить, а это довольно страшная перспектива в современном мире.

То есть это молодые люди, которые видели, что какая-то нормальная жизнь, которую они застали, трансформировалась во что-то другое - и за счет пропаганды, и за счет жестких социальных ожиданий, что закрутят гайки и начнется время доносов, и за счет ухудшившегося за последние три-четыре года экономического положения российских семей.

- И есть, наверное, разные формы реагирования молодежи на такую ситуацию?

У современного 20-летнего молодого человека в нашей стране тривиальный обзор возможностей. Чисто логически у него их всего три. Кто-то старается всего этого не замечать и жить своими интересами. Это делает большинство. Кто-то пытается происходящее со страной романтизировать, записаться на сайт «Спутник и Погром», мечтать о том, как он поедет в танке гореть на Донбассе. Это, понятное дело, небольшое количество людей. Из этой группы по естественным причинам молодежь рекрутируется в третью группу, которая все больше удивляется тому, какую страну им оставляет в наследство старшее поколение, как так получилось, кто в этом виноват, какие есть или могли бы быть альтернативы.

Поэтому, полагаю, есть объективные причины, по которым у политиков, которые предложат какую-то альтернативу существующему положению вещей, есть почти неограниченный человеческий ресурс в этом поколении. Ведь все больше и больше молодых людей понимают, что их обманули, что им оставляют страну с раздутым военным бюджетом, разграбленную чиновниками, все больше замыкающуюся на себе, где представители элиты, те же самые чиновники, по-прежнему отправляют своих детей учиться за границу, но при этом говорят, что все должны быть патриотами. То есть страну, не только не вполне нормально развивающуюся сейчас, но еще и глубоко лицемерную.

И если обобщить то, что случилось с протестами в этом году, я бы сказал, что это было восстание против лицемерия, которое существует в старшем поколении, в школах, университетах и так далее. Не все российские молодые люди хотят встраиваться в систему социальных практик, социального порядка, которую им сейчас предлагают старшие коллеги. Это очень важный разворот, потенциально очень далеко могущий нас завести. Потому что для тех молодых людей, кто не хочет встраиваться в пищевые патронско-клиентские цепочки, в России нет яркого пути и набора возможностей, для них просто нет места в России.

«Если обобщить то, что случилось с протестами в этом году, я бы сказал, что это было восстание против лицемерия, которое существует в старшем поколении, в школах, университетах и так далее». Фото Олега Тихонова

В связи с этим можно задать немного искусственный вопрос: о чем сейчас, по-вашему, мечтает современный 16-летний российский подросток? Кто для него жизненный ориентир, кем он хочет стать?

Недавно, когда наша государственная риторика строилась вокруг модернизации, которую мы, как считается, успешно заболтали, предполагалось, что Россия должна вернуться к своему положительному опыту XX века - стране инженеров, стране, развивающей передовую технику. И талантливые молодые люди у нас могли видеть себя в будущем российскими Илонами Масками. Но сейчас у нас этот сценарий не очень востребован. Вроде бы мы от модернизации в чисто техническом смысле никогда не отказывались, но мечтать об этом странно, потому что американские санкции, потому что учиться на Западе, скорее всего, не получится, работать в глобальном мире тоже довольно сложно, многие западные компании из России уходят.

В общем, это мир, в котором подросток должен мечтать стать силовиком, эфэсбэшником или армейским генералом. Это мир довольно архаический. Такое ощущение, что с точки зрения того, о чем мы можем мечтать, мы возвращаемся в XIX век.

В своем блоге вы пишете про молодых людей «из хороших университетов и семей», которые «впервые оказались в КПЗ», которые впервые встретились «с русскими институтами». Вы пишете, что «этот опыт не получишь другим способом. И в российской школе, и даже при столкновении с военкоматами люди все еще чувствуют себя хотя бы немного свободными. Совсем другое дело российский суд. Так что это знакомство с традицией, инициация». Что это за традиция?

Это двойственный опыт. Он действительно важен, потому что сейчас в него вовлеклись тысячи людей, сотни задержанных и отсидевших административные сроки. А также их друзья и семьи. И все они переживают опыт, с одной стороны, противостояния государству, с другой стороны, опыт собственного бессилия, когда ты понимаешь, что государство готово постоянно рекрутировать, и не совсем понятно, в чьих интересах оно это делает. Для описания действий государства можно привести примитивную метафору гидры - ты добился апелляции в суде, но после этого появились новые судьи, еще несколько свидетелей того, что ты себя плохо вел на митинге, тебе опять выписали штраф, ты опять оказался в КПЗ, и ты снова ощутил свое бессилие. Люди, которые получают такой опыт и возвращаются в общество, совсем другие. О том, какие зерна сеет государство, чиновники совсем не думают.

- И какими они выходят?

Можно разные выводы сделать. Кто-то поймет, что надо с этим завязывать, что все это слишком опасно. Кто-то превратится в человека, которому, наоборот, ничего не страшно, потому что он уже видел предельную подлость и бессмыслицу в отношении себя, столкнулся с лишением свободы, пусть и на короткий срок, и в каком-то смысле слова больше этого не боится. Потому что если человек один раз через это проходит, то он может еще раз через это пройти. Это человек, который не видит в государстве потенциального собеседника: государство преследует собственные цели, и в них нет ничего похожего на интересы защиты людей. Мне кажется, это серьезное жизненное изменение.

«Если человек один раз через это проходит, то он может еще раз через это пройти. Это человек, который не видит в государстве потенциального собеседника: государство преследует собственные цели, и в них нет ничего похожего на интересы защиты людей». Фото Максима Платонова

«Рано или поздно свободные СМИ вернутся»

- А что толкает молодежь на поступки, подобные тем, что совершила Варвара Караулова?

С Карауловой довольно простая история. Она была впечатлительным подростком, считала себя или на самом деле была одинокой. Для меня это очень понятная фигура. Я знал довольно много людей ее типа. И она училась на философском факультете МГУ, который я заканчивал. Я считаю, что судебный процесс над ней крайне оскорбителен для нашего общества, и самое горькое, что мы не смогли добиться какого-то изменения в ее судьбе, потому что 4,5 года она, видимо, так и отсидит. Остается надеяться, что выйдет она по УДО, раньше. Но в ее случае все понятно: ей было 16 лет, она общалась в интернете с каким-то плохим парнем, героическим мужчиной, как она себе его воображала. И в итоге все ее преступление свелось к намерению прибыть туда, где эти плохие парни находятся. Некоторые люди проводили сравнение с одной американской парой, которая тоже поехала, будучи запропагандированной этими исламистами, на Ближний Восток. Их задержали в аэропорту и тоже дали им тюремные сроки. Караулову осудили формально по закону, что для меня не очень очевидно. Я думаю, что даже в этом случае закон работает некорректно. Потому что таких людей, как Караулова, общество, скорее, должно защищать от подобных рисков - до тех пор, пока она не совершила реальных преступлений.

Рынок молодежных СМИ в России, можно сказать, умер. Кто сегодня является информационным авторитетом для молодых людей, подростков? Видеоблогеры?

Я согласен, что видеоблогерская культура последние несколько лет рассматривается этой возрастной группой как некая своя домашняя культура. Они почти не интересуются СМИ по той причине, что те подцензурны, лживы, недостоверны, неинтересны. Что касается рынка СМИ для подростков, то он действительно умер, его место заняли популярные видеоблогеры, и если мы посмотрим на темы, которые ими обсуждаются, то увидим, что они пересекаются с темами, которые обсуждались в подростковой прессе, когда это было актуально, модно и когда эта пресса была относительно неподцензурна, свободна - то есть еще в начале нулевых годов.

Существует проблема, что сейчас две медиареальности - СМИ и те источники, которые интересуют молодую активную интернет-аудиторию, - не пересекаются друг с другом. Когда видеоблогеров потащили в Госдуму, мы попытались поговорить с ними и задать им вопрос, зачем им это нужно. И я выяснил, что связаться с этими видеоблогерами довольно трудно, потому что они, во-первых, не очень заинтересованы в общении со СМИ, так как они сами себе СМИ, и если они делают удачное видео, то оно получает больше внимания, чем публикации в прессе. А во-вторых, потому, что журналисты не особенно ими интересуются. Я сужу по тому, что в больших базах контактов для профессиональных журналистов большая часть фамилий блогеров и их псевдонимов вообще отсутствует. Допустим, есть блогер Соколовский, которые стал фигурантом громкого уголовного дела в Екатеринбурге. Ряд блогеров, которые ездят на его судебные процессы и делают оттуда резонансные видеорепортажи, в этих базах отсутствуют.

«Аудитория видеоблогов неизбежно стареет, и люди не могут бесконечно смотреть на видео с мемами. Они осознали, приняли, освоили этот формат, и дальше видеоблоги тоже развиваются в сторону аналитики, более серьезных расследований». Фото svoboda.org

Навальный - тоже своего рода видеоблогер, и самое его успешное расследование про Медведева новой информации не содержало, но он сумел взять информацию, которая была опубликована, добавить туда яркие графические образы, полетать дронами над разными местами, вроде дачи в Плесе, и подать в том виде, в каком готов был принять это интернет. Возможно, если бы у нас был какой-нибудь свободный федеральный телеканал, такое расследование про какого-либо чиновника вышло бы раньше, и тогда эти видеоблогеры были бы не нужны. Но сейчас у нас есть подцензурное и, более того, редактируемое в режиме реального времени кураторами из администрации президента телевидение, которое работает по темникам, и там есть белые темы и черные, которые обсуждать нельзя. Оно ни с кем не конкурирует, зациклено на себе и своей аудитории. Также у нас есть все более сужающаяся сфера официальных СМИ, которая еще пытается все-таки работать в рамках приличия и профессиональной этики, делать свою работу, рассказывать то, что происходит. Их на наших глазах становится все меньше. И единственная растущая альтернатива тому и другому - это видеоблогеры. В каком-то смысле это тенденция на сегментацию медиапространства, на более-менее все еще не подцензурный интернет с растущей популярностью людей, которые готовы показывать свободную картинку на YouTube (может быть, не очень хорошо сделанную). Это следствие того состояния, в какое вошел российский медиарынок в целом, когда существуют две параллельные, не пересекающиеся реальности, говорящие на разных языках.

Решение этой проблемы есть. Аудитория видеоблогов неизбежно стареет, и люди не могут бесконечно смотреть на видео с мемами. Они осознали, приняли, освоили этот формат, и дальше видеоблоги тоже развиваются в сторону аналитики, более серьезных расследований. И взрослеющая аудитория переключается на какие-то более серьезные источники или по крайней мере разбавляет свою новостную повестку.

Моя работа в «Новой газете» в значительной степени связана с этим сюжетом. У нас есть ответственность перед молодой аудиторией, потому что когда ей нужно будет то, что мы делаем, мы будем должны предоставить им современный контент, который они готовы воспринимать. Понятно, что это газета уже не в том виде, в каком она выпускалась 15 лет назад.

И российская цензура тоже не вечна. Общество не может жить, десятилетиями умалчивая о том, что в обществе на самом деле происходит. Рано или поздно в пространстве России вернутся свободные СМИ. Может быть, процесс этот будет долгим и наверняка тяжелым, но однажды СМИ начнут, как мне кажется, выполнять свою функцию. Поэтому в долгосрочной перспективе все будет не так плохо.

«Из разнообразия культур появляется что-то интересное»

В своем недавнем интервью на «Эхо Москвы» вы упомянули «такой сложный регион, как Татарстан». В чем сложность нашего региона?

Татарстан - уникальный регион, где существует договор об особом разграничении полномочий между Казанью и Москвой. Договор этот, по разным слухам, сейчас вроде как должен прекратить свое существование. И сложность заключается в том, что местные власти, привыкшие к некоторому уровню самостоятельности и крайне негативно относящиеся к тому, чтобы кто-то вмешивался в их дела, будут более нервно реагировать на попытку того, что обычно называется наведением порядка со стороны Москвы, Кремля, но что в действительности часто представляет собой просто перераспределение ресурсов, когда появляются какие-нибудь федеральные силовики и замыкают финансовые интересы на себя или своих начальников из Москвы, а не на представителях местной элиты. Но, как учил нас Дмитрий Анатольевич Медведев, «денег нет» и становится их все меньше, и конкуренция между сильными местными элитами и вот этими людьми, которые пытаются на себя перевести денежные потоки - это потенциально рискованный сценарий в той ситуации, когда центральная власть теряет свою легитимность и возможность ссылаться на личный авторитет Путина.

«Мне нравится, когда вывески на разных языках. В Казани даже и на трех языках вывески бывают. И такое двуязычие - это любопытная политическая и лингвистическая игра». Фото prokazan.ru

- На ваш взгляд, нужны ли национальные республики?

Это почти риторический вопрос. Понятно, что мы не сможем избавиться от наследия РСФСР, в рамках которого эти национальные республики были придуманы. Национальные республики в Советском Союзе носили такой двухуровневый характер. 15 республик имели формальный суверенитет. Остальные национальные республики входили в состав РФ и такого статуса не имели, многие были обижены.

Я мог бы мечтать о Российской Федерации, построенной по образцу, больше напоминающему территориальное деление США, когда штаты лишены вот этой национальной специфики, и у многих из них есть своя сильная, почти национальная, идентичность, но при этом есть еще и общая американская идея, и это не сводится к дискуссии о праве того или иного этноса на самоуправление.

К этнонациональным образованиям у меня противоречивое отношение. С одной стороны, это бывает очень интересно. Мне нравится, когда вывески на разных языках. В Казани даже и на трех языках вывески бывают. И такое двуязычие - это любопытная политическая и лингвистическая игра.

Есть много регионов, где значительная часть населения не являются этническими русскими, но при этом языковая политика там такова, что нет формальной поддержки местной культуры, она считается чем-то неприличным, не нужным. Как Чувашия, например, или Мордовия. Это регионы, где вроде бы есть местный язык, но при этом на уровне города он не используется. Мне кажется, это не очень здорово. Я люблю разнообразие культур, из этого появляется что-то интересное и любопытное, и тому много исторических примеров. Но мне не близко то, что внутри государства у вас реализован в специфическом таком советском изводе принцип политического национализма… Причем «политический национализм» в том смысле, в каком его употреблял Эрнст Геллнер, который не придавал слову никакой ценностной окраски, он просто говорил, что политический национализм - это принцип «один народ - одно государство». Когда у нас в национальных республиках тоже начинает реализовываться этот принцип, причем несколько половинчато, это странно выглядит, я не в восторге. Хотя раз мне таблички нравится, то единственный способ эти таблички поддерживать - это иметь национальные республики.

Но зачастую это двуязычие формальное, и многие татары не знают своего языка, редко пользуются им в быту, много претензий у специалистов к тому, как преподается татарский в школах.

Мне кажется, что интерес к татарскому языку растет. Это общемировой тренд, когда люди, находясь в глобальном мире (а Россию все-таки еще окончательно оттуда не вычеркнули, несмотря на последние политические события), начинают искать реальные или вымышленные особенности, которые уходят корнями в какое-то далекое или не очень далекое прошлое. И до тех пор, пока это не превращается в совершенно абсурдную идею, что русские лучше татар или татары лучше русских, мне кажется, это довольно здорово. Люди, которые в прошлом потеряли татарский, а в нынешнем его выучили, я уверен, являются серьезными людьми, с которыми мне было бы интересно поговорить о татарской литературе, татарской истории, написанной с другой перспективы, не москвоцентричной. Такие же процессы развиваются в Европе. Они жители глобального мира, у них есть Евросоюз, и при этом там сильны региональные тенденции - в Каталонии, Шотландии, на севере Испании, в Леоне.

«Я люблю разнообразие культур, из этого появляется что-то интересное и любопытное, и тому много исторических примеров. Но мне не близко то, что внутри государства реализован в специфическом таком советском изводе принцип политического национализма…» Фото Олега Тихонова

Мне вообще очень нравится тема нерусскоязычной Российской Федерации. Если мы как-то связываем свою жизнь с Россией, то хорошо бы знать какой-нибудь нерусский язык, который, однако, в России распространен. Есть такой не очень удачный с точки зрения мультипликации проект: мультфильм «У лукоморья дуб зеленый» озвучен то ли на 15, то ли на 20 языках, которые в России распространены. Это очень круто, потому что там звучат языки, начиная от диалектов белорусского, которые распространены в Смоленской области, и заканчивая чукотским языком, и есть еще большая группа тюркских языков и совершенно непохожих на них финно-угорских языков. Это очень интересно. Такая чудовищная и загвазданная вещь, как патриотизм, проявляется в том числе в виде интереса к тому, что реально происходит там, где ты живешь. И это означает, что кроме английского и русского, нужно чем-то еще интересоваться.

Продолжение следует

Наталия Федорова

Справка

Кирилл Мартынов - российский философ, специалист в области современных политических теорий, аналитической философии и социологии; журналист, публицист, переводчик и блогер. Кандидат философских наук, доцент. Политический обозреватель «Новой газеты», преподаватель ВШЭ.